— К сожалению, нам пришлось внести небольшие изменения в сценарий. Обычно африканский мавр умирает последним, после того, как убивает Дездемону.
Джек указал на Хелен, дрожащую на импровизированном ложе.
— Но сегодня, как видите, он умер первым. Ах, — он взмахнул факелом, — я всегда готов пойти на уступки!
Он поставил факел на подставку и направился через сцену ко мне.
— Сегодня вечером режиссёр — я! Кого же вы сыграете, детектив? Может, Яго? Но я сомневаюсь, что вы достаточно сильно жаждете нашу леди. Возможно, вам стоит лучше на неё взглянуть. Посмотрите, как она прекрасна сегодня вечером!
Он подошел ближе и обнял меня правой рукой за плечи. В левой по-прежнему сжимал револьвер.
Я вздрогнул от его прикосновения — от страха или от отвращения, я не знал.
Он не заметил этого и подтолкнул меня вперед на сцену.
— Я боюсь, вы сами виноваты в её нежелании сотрудничать. Обычно, моим примам нравится со мной работать. Каждая жаждет сыграть свою маленькую роль. Но сегодня, — он насмешливо нахмурился, — вы, кажется, сказали что-то такое, что привело мою звезду в дурное настроение. И теперь вам придётся приободрить её и побудить хорошо сыграть.
У меня пересохло во рту, но я ответил:
— Не волнуйтесь, мисс Белл.
Джек плюхнулся в кресло напротив нас и затрясся от смеха.
— Да, мисс Белл, не стоит волноваться! У великого детектива всё под контролем!
Он начал крутить мой револьвер на указательном пальце правой руки.
Хелен Белл испуганно захныкала.
— Вы составили прекрасный план, детектив. Должен сказать, я был впечатлён.
— Ты должен сдаться, Джек. Или мне называть тебя «Роберт»? Или, — я склонил голову на бок, — ты предпочитаешь «Чарли»?
— Конечно же, Джек! Это имя я выбрал себе сам. «Джек и бобовый стебель». «Джек и золотая табакерка». А стихотворение «Идут на горку Джек и Джилл, несут в руках ведёрки»?
Он наклонился вперед и заговорил доверительным шепотом:
— Это распространённое имя. И детишкам оно нравится.
Для него это была игра.
Ещё один признак того, что он сошёл с ума.
Как мне говорить с таким человеком? И самое главное: как мне отобрать у него мой револьвер?
Если бы не оружие, я смог бы на него напасть.
Я должен выиграть время, пока мой отец не приведёт подмогу. И сказал первое, что пришло мне в голову:
— Если Джек — такое прекрасное имя, почему ты сказал мисс Белл, что тебя зовут Чарли?
— Простая логика.
Он вскочил со стула и обошел Хелен Белл сзади.
— Она могла бы рассказать обо мне своим друзьям. Даже могла бы, — он наклонился вниз, к Хелен, — назвать им моё имя. Они, в свою очередь, могли бы вспомнить, что она встречалась с неким театральным критиком из «Нью-Йорк Таймс». А затем, — он усмехнулся, — когда она умерла бы, полицейские вроде вас захотели бы вызвать меня на допрос.
— Она не должна умирать, — спокойно сказал я.
— Как? — он в притворном удивлении схватился за грудь. — Конечно, она должна умереть! Дездемона всегда умирает. Такова её судьба — и не нам спорить с великим драматургом.
— Но Хелен — не Дездемона, — предпринял я новую попытку. — Ты можешь закончить всё прямо сейчас. Просто положи револьвер и уходи.
Хелен Белл заплакала, что заставило Джека придвинуться к ней поближе.
Его длинные пальцы погладили её по голове.
— Не плачь, любовь моя. Дездемона никогда не плачет. Она думает только о своей любви к человеку, который должен её убить. Который обязан сохранить её честь…
Хелен начало трясти.
Джек схватил один из своих факелов и отвернулся. Я только сейчас осознал, что обстановка на сцене — тоже часть его собственной постановки.
— Единственное, чего не могу понять, это как тебе всё удалось? — произнёс я, понимая, что должен заставить его говорить.
Он повернулся ко мне и склонил голову на бок.
— Потому что я — Пигмалион, детектив. Я беру то, что незакончено, несовершенно — и создаю красоту.
— Ты убил их всех, не оставив ни единого следа. Коронер никогда не встречал ничего подобного, — признал я. — Каким образом?
Он придвинул стул, сел, сложил руки на груди и серьёзно посмотрел на меня.
— Это дар божий.
Видя, что я опешил, он продолжил:
— Сами идеи я почерпнул у нашего великого драматурга, детектив. В молодости увидел, как актёр душил свою жертву в спектакле «Отелло». Это было прекрасно. И позже я понял, что был благословлён этим прикосновением. Волшебным прикосновением, — он взмахнул руками, — которое способно отнять жизнь, но не оставить следов.