— Иди сюда! Поставь чашку и бежим!
Нога так болела, что на глазах выступили слезы.
— Нет, надо отнести завтрак маленькому!
Она пошла по лестнице. Я видел, как она поднимается на одну ступеньку, потом на вторую, потом на целых десять ступеней… Услышал, как открылась дверь…
И вдруг Марианна закричала. Зазвенела опрокинутая чашка. Я бросился к лестнице. Цепляясь за перила, заковылял вверх. Наконец-то удалось добраться до второго этажа. Тут я услышал, как у ограды взвизгнули тормоза. Хлопнула дверца старого „Рено“.
Я вошел в комнату. Марианна стояла у пустого угла. Она была очень бледная.
В дверь внизу забарабанили. Я увидел, как в темноте камина блеснула медью роскошная резная кочерга. Взял ее за ручку, ухватил поудобнее и сзади подошел к Марианне. Я смотрел на ее тонкий, покрытый пушком затылок, как на редкий цветок. Меня как будто загипнотизировали… Внизу стучали все громче. И я поднял кочергу. Нет, нельзя, чтобы ее посадили в тюрьму. Нельзя, чтобы она снова погрузилась в свой грязный кровавый колодец. Нет!
Моя рука поднялась и резко скользнула вниз. Послышался такой же звук, как тогда, когда колесо моей машины наехало на скрипичный футляр. Марианна рухнула на колени, голова ее склонилась. Она повалилась на пол.
Я дотащился до лестницы и перегнулся через перила. Они стояли внизу и глядели вверх, я видел их смуглые лица с торчащими усами, их немигающие черные глаза, их устаревшие пистолеты…
— Можете подниматься сюда, — вздохнул я, — она здесь.
29
Как-то раз, уже через много дней, после того, как я вышел из больницы, меня пригласил к себе следователь.
Когда я узнал, что Марианна не умерла от моего удара кочергой, то написал всю эту историю, чтобы хоть как-то ее защитить.
Следователь велел секретарю ввести „гражданку Ренар“. И вот между двумя жандармами появилась она. Только это уже была не моя Марианна, а другая, прежняя, детоубийца, как называли ее в газетах. На ней был строгий черный костюм, еще более оттенявший бледность лица. Волосы стянуты на затылке, голова все еще забинтована. Взгляд Марианны сделался пристальным, в нем сквозил холодный расчет. Она спокойно с любопытством посмотрела на меня.
— Вы узнаете Даниеля Мерме? — задал вопрос следователь. Взор Марианны чуть затуманился.
— Нет, господин следователь.
— Но ведь это с ним вы были в Испании!
— А-а…
Я понял: все это ей ни о чем не напоминало. Ударив ее, чтобы освободить, я только помог установиться контакту с прежней жизнью Марианны. А дни, проведенные вместе со мной, утонули в бездонных глубинах ее памяти. Удар кочергой окончательно уничтожил нашу любовь.
— Марианна, — прошептал я, — ты что, не помнишь меня?
— Нет.
— Марианна!
— Спасибо, — сухо бросил следователь, — уведите обвиняемую.
Перед тем, как выйти, она еще раз с любопытством на меня посмотрела.
— Я люблю тебя! — закричал я. — Марианна, я тебя никогда не разлюблю, я буду ждать тебя!
Но секретарь суда уже выводил ее из кабинета. Я оказался снова один на один со следователем. Он подбросил на ладони коробочку с какими-то таблетками.
Ну, что скажете?
Что я мог ответить? Он и так все понял и пошел для виду открывать окно. Версаль был весь залит солнцем. В голубом небе, как две стрелы, гонялись друг за другом ласточки.
И тогда, сам не понимая почему, я вдруг заплакал над их любовью.