Выбрать главу

Я погудел, привлекая ее внимание. Она козырьком приставила ко лбу перебинтованную руку и заметила меня… Я открыл дверцу.

— Садитесь…

— А куда мы поедем?

— В Барселону.

Упавшим голосом она повторила:

— Барселона.

Мне показалось, что она все еще до конца не верит, что мы в Испании.

— Попробуем немного прояснить ваш случай…

— А как?

— Поставим в известность французское консульство и испанскую полицию… Не свалились же вы, черт побери, с неба! А даже если и так, то при этом все равно кто-нибудь да присутствовал!

Она виновато улыбнулась, и от этой улыбки мне стало еще хуже, чем от ее слез.

— Правда, странно, что со мной произошло?

— Нечасто, конечно, такое случается, но все-таки подобные случаи бывали, и не раз…

Машина запрыгала по ухабистой дороге, что вела через сосновый бор к шоссе. Мы медленно продвигались вперед, поднимая за собой целые столбы желтой пыли. Даже цвет машины изменился. Теперь она больше походила на раскрашенный для маскировки бронетранспортер. Пыль забивалась в глаза, в горло, вызывая кашель. Наконец мы выбрались на асфальт.

Деревья по обеим сторонам дороги были все в цветах, повсюду щебетали птицы. Мимо нас то и дело с диким лязгом проезжали какие-то древние удивительные автомобили.

— Красиво тут, — заметила моя жертва.

Она с интересом глядела вокруг, жадно вбирая в себя новую, такую необычную для нее жизнь.

А я подумал, что, возможно, в это самое время в тысяче двухстах километров отсюда, в Сен-Жермен-ан-Лэ кто-то вспоминал об этой женщине.

Я взглянул на нее. Солнце озарило одну сторону ее лица, вычертив точеный профиль. Если она и сейчас так хороша, то какой красавицей будет, когда все образуется!

— Мне хочется написать ваш портрет.

Она повернула в мою сторону задумчивое лицо.

— Зачем?

— Но у вас такая интересная внешность…

Казалось, она очень удивилась.

— Да, да! Ваше лицо должно вдохновлять всех артистов… Можно нарисовать его, написать о нем или сыграть… Не знаю, понятно ли вам, о чем я говорю…

— Я поняла, что вы хотите сказать, но не могу поверить, чтобы мое лицо…

— Но ведь это так и есть…

По дороге попался свинарник: от отвратительного запаха горячего навоза чуть не стошнило… Потом появилась развилка: ответвление дороги вело к барселонскому аэропорту. Я инстинктивно кинул взгляд на другое шоссе, стараясь отыскать обломки скрипичного футляра. Нет, ничего не было видно. На дорогах ведь все так быстро меняется! С тех пор, как случилось происшествие, здесь побывало много людей. Первые прохожие, наверное, подобрали обломки инструмента, а потом автомобили окончательно раздавили колесами то, что оставалось от него.

Мы доехали до плаза де Эспанья. Мусорщики как раз заполняли запряженные осликами тележки и поливали тротуары. В этом уголке большого города приятно запахло влагой.

На перекрестке полицейский в белой форме и каске, словно автомат, регулировал движение.

Я подъехал и остановился.

— Вы говорите по-французски?

— No.

— Do you speak english?

— Yes.

Позади отчаянно зазвенел кремовый трамвай. Полицейский сделал ему знак подождать. Я спросил, как проехать к консульству Франции, и он указал дорогу.

Моя спутница заметила слева арены на плаза де Эспанья.

— Это арены?

— Да.

— А я думала, они другие… Ну, как-то больше похожи на римские. А эти как цирк, правда?

Когда я впервые попал в Барселону, у меня сложилось точно такое же впечатление.

— Правда.

— А вы бывали на корридах?

— Каждую неделю езжу.

— Ну и как?

— Если любишь такие зрелища, то просто замечательно. Ведь художник не может их не любить…

— Мне тоже хочется посмотреть корриду…

— Завтра как раз будет одна на плаза Каталан. Я свожу вас.

Вырвавшееся обещание удивило меня самого. Я ведь только хотел поскорее отыскать для этой девушки, словно выпорхнувшей из ночи, соответствующую ячейку в обществе, которую она занимала перед тем, как броситься под колеса моей машины… А тут вдруг чуть ли не планы на будущее с ней стал строить! То собирался писать ее портрет, то приглашал на состязания тореро…

Она задумалась. На улицах почти не было машин. Десять часов — это для Испании еще раннее утро.

— Вы зарабатываете живописью?

— Да… Редкий случай… я знаю. Но мне повезло: в прошлом году один туз прямо влюбился в мои картины. Галерея мной заинтересовалась, и мы заключили контракт. Платят, конечно, не ахти, но достаточно, чтобы заниматься живописью и не думать, как заработать на кусок хлеба с маслом или как оплатить счет за газ… Вот и путешествую… Люблю здешнее солнце… Вот это настоящий свет!

— Вы как Ван Гог!

Просто непостижимо! Не знает, как ее зовут, а вот Ван Гога помнит! Нелегко будет найти психиатра, который разберется в лабиринтах ее подсознания!

Мы подъехали к зданию с французским флагом. Я помог ей вылезти из машины и провел в ворота, возле которых стоял на страже довольно добродушный полицейский. Он как раз скручивал сигарету из черного табака.

Я велел девушке подождать в приемной, а сам отправился к консулу. Лучше было поговорить с ним наедине, чтобы не приходилось каждую минуту подбирать слова. Консул оказался мужчиной неопределенного возраста. На улице, я бы ни за что не отличил его от испанца. Консул держался любезно, но холодно, и вид у него был недовольный. Наверное, он был из тех людей, которые, завидев посетителя, немедленно включают свой хронометр, ожидая его ухода.

— В чем проблема?

Я подробно рассказал ему о происшествии. Он слушал, не прерывая, только время от времени бросал взгляд на часы.

Когда я наконец умолк, консул чуть заметно покачал головой.

— Это не относится к моей компетенции, — заявил он.

— Простите?

— Ничто не доказывает, что эта женщина-француженка.

— Но господин консул, она говорит только по-французски, и одежда ее была куплена в парижском пригороде!

— Все это не может служить доказательством.

— Но ведь, господин консул…

Но он прервал меня, отрезал тоном, не допускающим возражений:

— Заявите о происшествии в свою страховую компанию. Я разозлился.

— Страховая компания не возьмется устанавливать ее личность. Не одна же она живет на свете! Кто-то, наверное, ее ждет!

— Обратитесь в здешнюю полицию… Хотя, подождите, я сам этим займусь.

Он снял трубку и набрал номер… На том конце провода ответили. Консул стал что-то говорить по-испански. Время от времени он, прикрывая трубку рукой, задавал мне вопросы:

— В каком месте произошел несчастный случай? Как ваше имя? Где вы остановились? Приметы потерпевшей… А может, отвезете ее в больницу?

Я подробно отвечал, но на последний вопрос отчеканил очень сухо: «Нет».

Консул поговорил еще немного, а потом бросил трубку на рычаг.

— Ну вот, остается только ждать. Если появится что-нибудь новенькое, власти вас предупредят.

— Я хотел бы, чтобы эту девушку осмотрел хороший врач. Не знаете ли здесь такого?

Он что-то написал на листке из блокнота.

— Надеюсь, доктор понимает по-французски? — проворчал я.

— Не беспокойтесь, он учился в Париже…

— Прекрасно, благодарю вас…

Дипломат проводил меня до приемной. И там прямо остолбенел, увидев мою потерпевшую. Наверно, и не предполагал, что она может быть так красива, а теперь вконец растерялся.

— До свидания, господин консул…

Я подхватил незнакомку под руку и потащил ее на улицу. В конце концов все эти проволочки были мне даже на руку. Что-то не хотелось так скоро расставаться с ней.

5

Она подождала, пока мы уселись в машину, и только тогда спросила: