И еще насчет стенгазеты не забыть. Никакой активности, инициативы. Выходит газета от случая к случаю. А если и выходит, то читать ее неинтересно. Беззубая она у нас, заметки сухие, казенные.
По железнодорожному мосту с грохотом промчался товарный поезд. Искры роем сыпали из паровозной трубы и, отлетев в сторону, гасли.
На мосту, безлюдном в этот поздний час, покуривая, небрежно прислонились к ажурному парапету двое. Кепки низко опущены на глаза. Воротники пиджаков торчком.
Увидев Кублашвили, вынули руки из карманов и неторопливо, вразвалку двинулись навстречу. Красноватыми светлячками мелькнули брошенные вниз, на рельсы, окурки.
Кублашвили замедлил шаг, присматриваясь к незнакомцам. Неспроста они тут в такое время. Явно дожидались его. Впрочем, легко проверить это предположение.
Стоило Кублашвили перейти на другую сторону моста, как те двое тотчас свернули туда же.
Что ж, уходить от опасности, показав спину врагу, — не к чести пограничнику. Готовясь к стычке, расстегнул верхние пуговицы на гимнастерке, ослабил поясной ремень.
Высоченный крепыш коршуном ринулся на Кублашвили. Неуловимое движение (вот где пригодились приемы самбо!) — и в тот же миг рука бандита очутилась в крепком замке. Вскрикнув, он свалился на настил моста.
Соучастник его, явно обескураженный отпором, трусливо топтался в стороне. Не успел Кублашвили глазом моргнуть, как верзила вскочил на ноги. В неверном свете раскачивающегося на ветру фонаря тускло сверкнула финка…
Домой Кублашвили вернулся с большой ссадиной на ноге, в разорванной гимнастерке. Он не хотел волновать жену и покривил душой: сказал, что зацепился за гвоздь в тамбуре товарного вагона. А про ссадину умолчал. Разве мог он рассказать о случившемся? Неля так и не узнала про нападение.
Несколько дней Кублашвили ходил сам не свой. Нападение-то отбил, но никого не задержал, дал бандитам уйти. Он старался найти для себя хоть какое-то оправдание: они-де скользнули в проходной двор, перемахнули через забор и растворились в темноте. И все же досадно, очень досадно, что преступники разгуливают на свободе, сухими из воды выскочили.
В памяти остались выпущенный из-под рыжей кепки залихватский чуб и два металлических зуба, блеснувших во рту бандита.
А затем пришло второе письмо. Правда, уже по почте. Почерк тот же, но тон совсем другой. По-деловому кратко предлагалось: Кублашвили становится владельцем «Волги» и дачи на Кавказе либо в Крыму, по его усмотрению. Но за это требуется одно-единственное — убраться с КПП. То ли перевестись в другое место, уволиться под любым предлогом, пусть сам решает, что лучше.
Если откажется, то с ним церемониться не станут. Сначала разделаются с дочкой, затем с женой, его угробят последним.
Ну а коли согласен поладить по-хорошему, то пусть сообщит следующим образом…
Скрыть это письмо от Нели не удалось. Как назло, она сама достала его из почтового ящика.
Угроза встревожила. От преступников всего можно ожидать. Им ничего не стоит убрать Тамару. Девочка она ласковая, доверчивая, заманить, завлечь ее легко… Нет, даже думать об этом страшно!
— Ну вот, Неля Антоновна, дачу в стиле… рококо, что ли, мы имеем, — Кублашвили рассмеялся, но не совсем искренне. Чувствуя сухость во рту, постарался превратить все в шутку. — Светлая «Волга» в гараже… Что еще пожелаешь? Замок на берегу Куры? Сто тысяч на мелкие расходы?
Он чувствовал, что голос его звучит неестественно, несмотря на усилие говорить ободряюще.
Неля подняла на него влажные глаза. А что, если негодяи от угроз перейдут к действиям? Нет, нет, и эту анонимку следует обязательно отнести начальнику КПП! Пусть и не думает умолчать. Ни в коем случае. Она не может рисковать ребенком! Завтра же увезет Тамару к бабушке!
И в самом деле, на следующий день Неля взяла отпуск в своей лаборатории, уложила вещи…
Кублашвили с разрешения своего начальства тоже решил действовать. Надев пиджак и кепку, он минута в минуту прибыл в назначенное место, держа под мышкой, как было обусловлено шантажистами, сложенную вдвое газету.
Встретил его тот, высокий, чубатый, и с ухмылкой (давно бы, мол, так) сунул записку. В ней указывалось, куда явиться для переговоров.
Но Кублашвили, сопровождаемый работниками угрозыска, напрасно трясся в переполненном автобусе на другой конец города. Прождав у входа в парикмахерскую битый час, он ни с чем вернулся домой. Собственно, ничего другого нельзя было и ожидать: ему не доверяли, проверка продолжалась.
Пока Кублашвили ездил к окраинной парикмахерской, чубатый успел повздорить в очереди за пивом с каким-то рябоватым парнем (откуда ему было знать, что тот был сотрудником угрозыска). Оба скандалиста угодили в райотдел милиции. Только тут, в кабинете начальника, чубатый сообразил, что за человек поссорился с ним у пивного ларька, понял, что попался, и, рассчитывая на снисхождение, выдал тех, кто подкупил его, кто угрожал семье Кублашвили.
2
Освободился Кублашвили, как обычно, поздно. Город спал. На улицах ни живой души. Только в полуосвещенном тамбуре промтоварного магазина, укутавшись в тулуп, сидел сторож.
Где-то на стороне прорычал запоздалый грузовик, и снова густая, как тина, тишина.
От железнодорожного вокзала до дома не так-то близко, но после напряженного, полного хлопот дня пройтись по ночным улицам одно удовольствие. И Никита Федорович Карацупа, помнится, был большим любителем пеших прогулок. «В грязи не забуксуешь, и мотор не забарахлит, — шутил он. — Хоть вода по шею, хоть снег по колено, — шагай и горюшка не знай».
Не спеша шел Кублашвили по краешку тротуара. Так, бывало, возвращался он домой с шахты, ощущая во всем теле приятную усталость. На этот раз к усталости примешивалась гордость. Пограничники, его ученики, разоблачили шпиона, прикрывавшегося фальшивой личиной туриста. В чемодане он вез целлофановый пакет о безобидной на первый взгляд коллекцией: черенки ели, тополя, березы, кустик папоротника…
Со слезой в голосе «турист» пытался убедить, что взял все это на память о русской природе, о земле отцов, чтобы посадить у себя перед коттеджем.
Нет, не из любви к природе собрал он веточки, меньше всего думал о земле отцов. Экспертиза установила: растения взяты в районах, интересующих спецслужбы за рубежом, для определения радиоактивных веществ в земле и атмосферных осадках.
Вот так и в кинофильме «Ошибка резидента» показаны попытки иностранных разведок добыть пробы воды и грунта вблизи вымышленной станции Кузовки.
Нет, не на экране кинотеатра, а с реальными шпионами столкнулись наши воины. Молодцы ребята! Успешно выдержали испытание на бдительность. Достойная растет смена ветеранам. Зоркие у них глаза, пытливый ум.
Кублашвили остановился у молоденького каштана, ласково провел рукой по тонкому прохладному стволу. Ого, какой вымахал! А кажется, совсем недавно школьницы посадили, славненькие девчушки в коричневых платьицах с нарядными кружевными воротничками. Ну расти, расти, дорогой, крепни, набирайся сил…
Поднявшись на свой этаж, Кублашвили открыл ключом дверь, тихонько, стараясь не стучать притворил ее, снял в прихожей сапоги. И в ту же минуту услышал, как Неля прошлепала в кухню.
«Беспокоится, ждет…» — улыбнулся про себя.
— Вот я и дома! — сказал вполголоса. — Прости, задержался… — и смущенно потер проступившую на подбородке щетину.
Неля стояла у газовой плиты и что-то помешивала в кастрюльке. Услышав «задержался», укоризненно покачала головой.
— Ждали к обеду, а ты вон когда заявился.
— Непредвиденные обстоятельства.
— У тебя всегда так получается. То обстановка, то обстоятельства.
— Снова я виноват… Ну покажи мне, пожалуйста, хоть одного мужа на всем белом свете, чтобы жена всегда была им довольна.
С трудом сдерживая улыбку, Неля, притворно сердясь, сказала: