— Я вернусь и извинюсь перед ней, — вздохнул он. — Она имеет право дать мне пару пощечин.
— Она не воспользуется этим, — проговорил Гифф. — Черт возьми, вот уже три недели ты заставляешь ее разгребать навоз, и она ни разу не пожаловалась — даже мне.
— Ты хочешь сказать, что Джо будет жить с этим и мучить меня, пока не решит, чего она хочет?
— Нет, это скорее в твоем стиле.
Гифф был прав. Чейз покачал головой, оглядываясь назад на свое ужасное поведение на протяжении всех этих недель. Он мог оправдывать себя сколько угодно, но это было бесполезно.
— Что мне делать?
— Слушай, Чейз, я знаю тебя достаточно давно. То, что ты ужасно вел себя с Джо, ясно как божий день. Но она вряд ли хочет тебя сейчас видеть, и я ее понимаю. Ты очень сильно ее обидел.
— Знаю, — сказал Чейз, понемногу остывая.
— Я думаю, ты должен дать ей время. Может быть, ты мог бы сделать для нее что-нибудь приятное.
— Например?
— Это твои проблемы, Ромео. Думаю, мне стоит вернуться на ранчо. Ганетти хороший парень, но он может воспользоваться случаем, чтобы спасти Джо от тебя.
Кровь Чейза вскипела. Мысль о том, что Ганетти увезет Джо, вновь разожгла его ярость. А когда он подумал, что она уедет, он похолодел. Он хотел вернуться и предотвратить это, но понимал, что Гифф прав: Джо не захочет видеть его сейчас.
— Устрой себе выходной, Чейз. И подумай хорошенько.
— Я и без того слишком много думаю, — сухо ответил тот. — В этом и беда.
Гифф кивнул ему и ускакал.
Чейз ехал, бесцельно направляясь в никуда, и его не удивило, что полдень застал его там, где один злосчастный поцелуй положил начало его теперешним бедам.
Стоя на этом лугу, он почти ощущал пьянящий аромат ее губ, податливость ее гибкого тела в его руках. Он боролся с собой, страстно желая ее, но не мог сдаться из страха быть окончательно очарованным ею.
Так больше не может продолжаться. Она хочет его, он ее. Это ломало все его представления, но он знал, что должен либо разделить с ней счастье, понимая, что продлится это недолго и ни к чему хорошему не приведет, или же заставить ее уехать.
Однако Чейзу приходилось признать, что он не мог расстаться с ней, как не мог представить себе свой дом без ее теплых женских рук. Мысль о том, что придется возвращаться в пустой дом, есть холодную пищу, пить паршивый кофе, была просто невыносима.
Он не должен дать ей уехать, поэтому надо сделать все, чтобы она осталась. Казалось, тяжелый груз свалился у него с души. Подбодренный принятым решением, Чейз направился домой. Уже почти стемнело, пока он пытался примирить свои консервативные взгляды с моральными принципами современного мира. Он въехал во двор ранчо, бросил поводья Гиффу и уверенно направился к дому. Распахнув дверь на кухню, он остановился как вкопанный.
Джо стояла посреди кухни, ее волосы были собраны в высокую прическу, мелкие кудряшки щекотали шею. Она подняла руки, чтобы надеть серьги — длинные золотые цепочки, которые касались ее плеч и дополняли золотые браслеты, звеневшие на ее запястьях. Но это было еще не все.
Она была одета, как одевались многие женщины в субботний вечер, но более сексуально. Ее черные джинсы обтягивали гибкие ноги. Ее красивая шелковая блузка подчеркивала все выпуклости ее тела. Единственное, что Чейз готов был одобрить, — черный кожаный жилет, пока она его не застегнула. Он подчеркивал ее узкую талию и приподнимал грудь, так что она становилась видна в вырезе блузки.
Чейзу захотелось взять одеяло и прикрыть ее. Он не мог вынести, чтобы другой мужчина увидел ее в наряде служительницы самого дьявола в поисках грешника.
Он глотнул воздуха, все продуманные заранее слова испарились.
— Я хотел поговорить с вами о том, что произошло утром. Я имею в виду… извиниться.
— Ваши извинения приняты. — Джо взяла легкую курточку со спинки стула и направилась к двери. — Там в кастрюле суп. Я оставила его на маленьком огне, так что он еще не остыл. Меня сегодня не ждите.
— Что? Куда это вы собрались?
— Туда, где мое место, — ответила Джо, ее грубость вселила в него надежду. Она не была холодна и бесчувственна, какой хотела казаться. — Деревенская дискотека, конечно, неполноценная замена столичных клубов, но мне и этого достаточно.
Она вышла за дверь, лишив Чейза недавно обретенного покоя. Долгие часы самоанализа псу под хвост, перечеркнуты капризами глупой бабы.
Ну нет, она так не уйдет. Джо думает, что последнее слово осталось за ней, но он не собирается играть роль шута. Она хочет войны — она ее получит.
И потом появится лучший способ извиниться…
Глава 8
Даже вихрь музыки и света в «Рокинг-Ви» не мог отвлечь Джо от мыслей об отвратительном дне, который ей пришлось пережить.
Семь недель были ничто по сравнению с тем, что она собиралась провести здесь пять месяцев, но Джо поняла, что не выдержит. Она вынесла все, что Чейз взвалил на нее, и даже больше. Она любила его, но он не стал относиться к ней лучше, так что пора забыть о своих глупых мечтах и уехать домой.
Не важно, чем она объяснит свое решение, но жить в злобе и непонимании, которые установились между ними, было невыносимо. Ей хотелось рассказать Чейзу правду о себе, но она знала, что он ей не поверит. Более того, он примет ее дружеское расположение за что-то другое, а она больше не хотела видеть, как отвращение искажает его лицо.
В то же время она абсолютно не стремилась провести остаток своей жизни, пытаясь найти причину его холодности и жестокости, с которой он относился к ней. Вполне вероятно, что ответ скрывался в маленькой пристройке, к которой Чейз запретил ей подходить, но Джо возвращалась туда снова и снова.
Ее сердце начинало тревожно биться каждый раз, когда она вспоминала, что обнаружила там его студию. Ей показалось, что она попала в галерею искусств в Нью-Йорке. Там были разные холсты, но лишь одна картина все время стояла у нее перед глазами.
Большую часть полотна занимал горный хребет Биг-Хорн. Она сотни раз видела горы, но здесь они были совершенно другие. Их очертания были более резко очерчены, как будто многочисленные суровые зимы их жизни внезапно исчезли, сделав заснеженные вершины моложе на сотню лет. На переднем плане была долина, обесцвеченная осенью, дикие травы высохли и потемнели перед лицом приближающихся снегопадов.
Вождь индейцев, изображенный верхом на пони, на первый взгляд казался маленьким и незначительным на фоне величественных гор. Но это было совсем не так.
На нем был видавший виды боевой шлем из перьев, которые выцвели и износились, но были ладно пригнаны, не подчиняясь ветру, который трепал их своими неласковыми руками. Его копье погнулось, но не сломалось; кулак с побелевшими от напряжения костяшками крепко сжимал его, бросая вызов усталости, сгибавшей спину вождя.
Но лицо индейца более всего привлекло внимание Джо, она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Он с молчаливым вызовом высоко поднял голову, его ноздри раздулись, а губы были крепко сжаты. В его гордом взгляде читалось понимание того, что его мир неумолимо погибает, однако он продолжал бороться.
Даже много часов спустя, танцуя в объятиях другого мужчины, Джо видела перед собой вождя, боль и обреченность в его глазах. В глазах Чейза Риордана.
Но боль Чейза была чем-то большим, чем борьба за сохранение рода. Джо была в этом уверена.
— Эй, помнишь меня? Я тот, с кем ты сейчас танцуешь.
Джо взглянула на красивое смеющееся лицо Майка Уотерса, хозяина ранчо «Рокинг-Ви». Это было лицо человека, не знавшего боли и беспокойства. Майк, словно ива, изгибался под порывами ветра, плыл по течению, приспосабливаясь к любым условиям.
Чейз Риордан был скорее дубом.
Джо попыталась улыбнуться:
— Простите, Майк, у меня был тяжелый день.
— Насколько я знаю, у вас были тяжелые два месяца. Я знаю Чейза Риордана всю жизнь, дорогуша. Жить с ним — сущий ад.