— Меня, — уныло признал вождь.
— Ну так слушай сюда, — сказал шаман, загибая на руке палец. — Во-первых, нужны открытые голосования.
— Чего?
— Голосование. Обряд такой. К примеру, ушли олени на юг. Выходишь к племени, говоришь: голосуем! Кто хочет перекочевать на юг, за стадами оленей, поднимите руку. Потом считаешь руки.
— Э-э…
— Я сам посчитаю, ясно? И тебе скажу. Если поднятых рук много, говоришь: большинство проголосовало «за», значит, кочуем.
— Так ведь это… Если стада уйдут на юг, нам и так придется следом идти. Зачем это… как его… голое сование?..
— Сказал же: обряд такой! — рассердился шаман. — А люди потом скажут: мудрый вождь, с народом посоветовался. Никто и не поймет, что выбора не было. Да и вообще, сделать можно по-своему, главное — чтобы голосование было.
— А-а-а… — почесал в затылке вождь. — Понял.
— Ничего ты не понял, — сказал шаман. — Просто делай, как я скажу.
Он загнул второй палец.
— Слушай дальше. Всем старикам, кто не может охотиться, назначишь пенсии.
— Чего?
— Пенсии, говорю, — повторил шаман. — Тьфу… Кормить стариков мясом надо. Всех, даже тех, кто уже ходить не может.
— А чего их кормить? — удивился вождь. — Берешь камень побольше, хрясь, и не надо никого кормить…
— Это пенсия, осел, — оборвал его шаман. — Колдовство такое.
Вождь открыл было рот, чтобы возразить, но шаман уже продолжал:
— И в-третьих…
— Сколько же у тебя этих пальцев, — обеспокоенно сказал вождь.
— Это самое важное, — сказал шаман. — Ты сейчас от всей добычи берешь себе половину, так?
— Ага, — кивнул вождь. — Я же вождь!
— Вот, — сказал шаман. — А с сегодняшнего дня бери поровну со всеми.
— Это еще зачем? — не поверил ушам вождь.
— За деревом! — огрызнулся шаман. — Чтобы люди думали, что ты щедрый и справедливый.
Вождь нахмурился, слова шамана показались ему зловещими, хотя смысл от него ускользал.
— Через какую-нибудь пару лет, — продолжал шаман, — люди будут тебя обожать. Хорошего вождя люди сами захотят помнить. Возьмут каменный топор, высекут на скале твой портрет, подпишут: «Угу, самый лучший вождь племени». Я потом придумаю письменность, может, на той неделе, чтобы можно было подписать… И уж тогда тебя никто не забудет.
— Никогда? — недоверчиво спросил вождь.
— Никогда, — пообещал шаман.
Вождь задумчиво пожевал губами.
— Ждать уж очень долго, — сказал он.
— Ну, а ты как хотел?
— Побыстрее бы…
Шаман вздохнул.
— Иди. Сегодня назначаешь пенсии, завтра — устроишь голосование. Про добычу не забудь: со всеми поровну.
Вождь печально вздохнул и вышел. Когда шкура за ним опустилась, шаман почесался и улегся обратно на шкуры. Через несколько минут тишину пещеры нарушал только мирный раскатистый храп.
На следующий вечер вождь вернулся.
— Вот и ты, шаман, — сказал он, завидев шамана, сидящего на корточках рядом с пещерой. Перед шаманом стояла плошка с ягодами, которые шаман неторопливо отправлял в рот.
— Вот и я, — хмуро отозвался шаман. — А вот ты. Мы оба тут, нет только моего горшка с вареным мясом.
Вождь отмахнулся от него.
— Шаман, я все сам придумал. Я сделал по-другому.
— Да ну? — приподнял бровь шаман.
— Ага, — радостно кивнул вождь. — Пойдем, покажу!
Шаман не двинулся с места.
— Идем, идем! — потянул его за рукав шкуры вождь.
Шаман неохотно поднялся и последовал за вождем. Тот обогнул холм, спустился по лощине и наконец остановился перед плоским обломком скалы, лежавшим у тропинки.
— Вот! — гордо сказал вождь. — Вот, видишь? И не надо никаких этих, сований, или как их там.
Шаман взглянул на камень. На гладкой поверхности виднелись глубокие царапины, приглядевшись, шаман понял, что они изображают человека с дубинкой в руке.
— Примитивное искусство, — сказал шаман. — Это, стало быть, ты сам?
— Ага! — с гордостью произнес вождь. — Отличный рисунок, ты с первого взгляда понял, что это я. По этой тропинке все племя каждый день ходит, все будут видеть меня, и никогда не забудут. Будут говорить: «Вот, это Угу, он самый лучший вождь племени, потому что он на камне нарисован!» Здорово я придумал?
Шаман помолчал. Потом пожал плечами.
— Ну, — сказал он, — что-то в этом есть.
— Я мудрый, — сказал вождь. — Ты тоже мудрый, шаман, но я мудрее.
Шаман вздохнул.
— Горшок с мясом чтоб был в моей пещере завтра, — сказал он. — И про бизоньи шкуры не забудь. Это моя идея, так что ты мне должен.
Потом он отвернулся и неторопливо побрел по тропинке обратно. Дойдя до поворота, он обернулся к вождю, все еще любовавшемуся своим портретом, и добавил: