С религиозниками дело обстоит сложнее. В Израиле существуют две основные противоборствующие политические силы — блок умеренно правых партий Ликуд и блок Маарах, объединяющий левую рабочую партию Авада и ее союзников. Каждая из этих партий имеет в кнессете чуть менее половины голосов. Остальные несколько процентов приходятся на долю религиозных организаций. Получается — кого они поддержат, тот и получит необходимый перевес при голосовании. Поэтому с религиозниками заигрывают и правые, и левые, — каждое правительство старается перетянуть их на свою сторону, и они довольно ловко этим пользуются.
Как раз в ноябре 90-го года кнессет, под давлением ортодоксальных сторонников иудаизма, принял закон, запрещающий продажу свинины. Закон, мягко говоря, мало разумный, особенно в условиях притока малоимущих эмигрантов и связанных с этим проблем. На следующий день после публикации этого закона в газетах мой приятель, живущий в Тель-Авиве, спросил у продавца в мясной лавке: «Что, теперь не будет в продаже свинины?» «О чем вы говорите? — удивился тот. — Мы, слава Богу, живем в свободной стране! Просто она станет на пару шекелей дороже».
В Израиле я встретился со своим давним приятелем по Питеру Сашей Радовским, который живет теперь в Хайфе и работает в «Технионе». Не виделись мы много лет. В свое время, еще в Ленинграде, Саша неожиданно для всех своих друзей вдруг крестился и стал истовым христианином. Теперь же он, как оказалось, вернулся к «истинной вере» и с тем же энтузиазмом истово выполняет все сложные ежеминутные предначертания иудаизма. В первый же вечер он с восторгом и убежденностью неофита решил и меня обратить в истинную веру с помощью страстной проповеди, подкрепленной бутылкой израильской водки «Стопка». «Ведь ты океанолог, — говорил он мне, — ты погружался на большие глубины в океане. Почему ты не хочешь познать самые большие глубины духа?»
Агрессивность ортодоксов проявляется не только в самом Израиле, но и в диаспоре. Несколько лет назад в Москве мне довелось принять участие в Первом конгрессе русских евреев, проходившем в гостинице «Редиссон-Славянская». Не успел я войти в вестибюль, как ко мне подскочили шустрые молодые люди и, спросив меня, евреи ли я, после утвердительного ответа начали энергично надевать на меня «тфили» (одна из религиозных молитвенных принадлежностей). Когда я стал протестовать, они тут же принялись укорять меня, что я якобы «отрекаюсь от еврейства, поскольку не уважаю религиозные обряды». Все мои робкие попытки объяснить им, что национальная принадлежность это одно, а религия — другое, успеха не имели.
Да и на самом конгрессе бросалось в глаза явное преобладание раввинов, особенно среди державших речи. У неопытных русских евреев складывалось впечатление, что еврейство и иудаизм — одно и то же, и что путь к культуре родного народа лежит только через религию. Это опасное заблуждение ловко используется организаторами разного рода религиозных школ в Москве, соблазняющих детей и родителей широкой учебной программой и экономическими благами. На деле же это приводит к необратимому вовлечению детей в религиозный фанатизм и отторжению их от родителей.
На этом конгрессе я был поначалу введен в состав комиссии по культуре, но после моего интервью для радио и телевидения, где я попытался протестовать против засилья религиозников, меня из культкомиссии тут же вывели.
А вот чем Израиль действительно отличается от всех виденных ранее стран, в том числе и более богатых, так это тем, что несмотря на безработицу, постоянную угрозу терактов, нехватку жилья и другие проблемы, он выглядит страной счастливых людей. И еще — это, пожалуй, единственное место в мире, где не чувствуешь себя за рубежом, поскольку каждый третий (а возможно, и второй) говорит по-русски. Этакий аксеновский остров Крым.
Недаром переехавший недавно в Израиль Юлий Ким написал такие строчки на мотив известной песни:
Кстати, знаменитая советская ментальность, надолго пережившая Советский Союз, до сих пор весьма ощутима и в израильском обществе. Возможно, это связано с русской эмиграцией. Здесь, как нигде, считаются с мнением «общественности», да и сам интерес к общественной жизни крайне высок. Я практически ощутил это на себе во время моего второго посещения Израиля в 1992 году, когда ездил с выступлениями по стране в самый разгар муниципальных выборов.