- Прошу, не уезжай сегодня. Ты еще не готов.
- А-а, ты просто хочешь, чтобы я околачивался тут и учил тебя музыке.
- Кто это тебе сказал?
- Ты сама. Вчера ночью.
Линда нахмурилась, сняла шапочку, затем подобрала полотенце и стала вытираться. Наконец, она произнесла.
- Джим, буду откровенна. Конечно, я бы не прочь, чтобы ты задержался. Не буду этого отрицать. Но я вовсе не хочу, чтобы ты постоянно был рядом. В конце концов, что у нас общего?
- Ты чертовски задаешься, - проворчал он.
- Вовсе нет. Просто ты парень, а я девушка, и нам нечего предложить друг другу. Мы разные. У нас разные вкусы и интересы. Так?
- Ну.
- Но ехать тебе еще рано. Предлагаю вот что: по утрам мы будем учиться водить, а потом веселиться. Чего бы ты хотел? Глазеть на витрины? Купить еще одежды? Пойти в Музей Современного Искусства? Устроить пикник?
Его глаза загорелись.
- Эх, знаешь, что скажу? За всю свою жизнь не разу не был на пикнике. Был однажды барменом, когда ребята на морской прогулке пекли устриц, но ведь это совсем не то, правда? Не так, как если бы ты был ребенком...
Она была в восторге.
- Тогда мы устроим настоящий детский крик на лужайке!
И она принесла кукол.
Она несла их на руках, пока Майо волок корзинку для пикника к скульптурной композиции "Алиса в Стране Чудес". Скульптуры сбили Майо с толку. Он никогда даже не слышал о Льюисе Кэрролле. Пока Линда устраивалась так, чтоб ее дочки-матери расселись поудобнее и распаковывала корзину, она изложила Майо вкратце, в чем там было дело, и живописала, как бронзовые головы Алисы, Болванщика и Мартовского Зайца отполировали до блеска толпы детей, взбирающихся на них во время игры в "короля на горе".
- Интересно. Я никогда не слышал эту историю.
- Вряд ли у тебя было веселое детство, Джим.
- Почему ты сказала... - он прервал себя, поднял голову и внимательно прислушался.
- Что случилось?
- Слышала сойку?
- Нет.
- Слушай. Забавно звучит: будто сталь позвякивает.
- Сталь?
- Ага. Как... как бой на мечах.
- Ты как маленький.
- Нет, ей-богу...
- Птицы поют, а не позвякивают.
- Не всегда. Сойки часто имитируют разные звуки. И скворцы. Попугаи! Только вот почему она имитирует бой на мечах? Где она это слышала?
- Ты настоящий деревенский житель, Джим, правда? Пчелы, и сойки, и скворцы, и все такое...
- Пожалуй. Я хотел спросить: что ты сказала насчет того, что у меня не было никакого детства?
- Ну, ты никогда не слыхал про Алису, не был на пикнике, и всегда мечтал иметь модель парусника... - Линда открыла темную бутылку. - Хочешь попробовать вина?
- Ты бы не гнала, - предостерег он.
- Прекрати, Джим. Я же не пьяница.
- Прошлой ночью ты надралась или нет?
Она сдалась.
- Ну ладно, я надралась, но лишь потому, что выпила впервые за много лет.
Ему понравилось ее смирение.
- Конечно, конечно. Так и запишем.
- Ну так что? Присоединяешься?
- Да, черт возьми, почему бы и нет? - он ухмыльнулся. - Один раз живем! Слушай, пикник что надо! И посуда у тебя красивая. Где ты ее берешь?
- В "Аберкромби и Фитч", - произнесла Линда бесстрастно. - Сервиз на четыре персоны, нержавеющая сталь, тридцать девять-пятьдесят. Ну, будь!
Майо расхохотался.
- Все же я чокнутый, верно? Занудствую на пустом месте. За тебя!
- Взаимно!
Они выпили и продолжали закусывать в уютном молчании, тепло улыбаясь друг другу. Линда сняла свою блузку из индийского шелка и легла загорать под ярким полуденным солнцем, а Майо галантно повесил блузку на ветку. Внезапно Линда спросила:
- Так почему у тебя не было детства, Джим?
- Хм-м, вот уж не знаю... - он задумался. - Наверное, потому что моя мать умерла, когда я был маленьким. И еще - мне пришлось много работать.
- Почему?
- Мой отец был школьным учителем. Ты же знаешь, как им платят.
- А, так вот почему ты не высоколобый.
- Я?
- Конечно. Не обижайся.
- Да, наверное, - согласился он. - Какое разочарование для моего старика: все старшие классы я проиграл средним полузащитником, а ему бы хотелось иметь в доме чуть ли не Эйнштейна.
- Интересно было играть?
- Играть? Нет. Это не игра. Футбол - работа. А вспомни, когда мы были детьми, как вы разбивались на две команды? Считались: "Эники, беники, клоц"?
- Мы по-девичьи: "Эне, бене, раба".
- А помнишь: "Глупый Март! Тебя мы знаем: Ты глупей Апреля с Маем"?
- "Люблю пить кофе и чаи, Все мальчики вокруг - мои."
- Спорим, что оно так и было, - торжественно произнес он. - Все были твои!
- Вот уж нет!
- Почему?
- Я для них была слишком велика.
Он был поражен.
- Но ты не велика, - стал он убеждать. - Ты как раз... нужного размера. Именно! И сложена на все сто. Я заметил, когда мы тащили рояль. Хорошие мускулы, для девушки, конечно. Особенно в ногах, а ведь там-то они и нужны!
Она вспыхнула.
- Брось, Джим!
- Нет. Честно.
- Еще вина?
- Давай. Себе тоже налей.
- Хорошо.
Удар грома потряс небеса, после паузы донесся грохот рушащихся стен.
- Еще небоскреб рухнул, - сказала Линда. - О чем мы говорили?
- Об играх, - подсказал Майо. - Извини, что говорю с набитым ртом.
- Да. Джим, а вы в своем Нью-Хэйвне играли в "урони платочек"? Линда напела: "Я шла, шла, шла, письмецо нашла. Не в картонке, не в ботинке, а в зелененькой корзинке..."
- Здорово! Ты классно поешь, - ее песня произвела на него впечатление.
- Да будет вам, сэр!
- Ну и буду. У тебя шикарный голосок. И не спорь со мной. Помолчи минутку. Мне надо кое-что обдумать, - он долго напряженно размышлял, допил вино и механически опрокинул второй стакан. Наконец, он объявил свое решение: - Тебе надо учиться музыке.
- До смерти этого хочу, Джим, ты ведь знаешь.
- Так что я задержусь. И обучу тебя. Всему, что сам умею. И молчи! Молчи! - поспешно добавил он, обрывая ее восторги. - Я не хочу жить у тебя в доме. Мне нужен свой собственный.