А в ответ — тишина. Я расценила его молчание как нежелание видеть меня рядом. Оказывается, все было с точностью до наоборот, и позже мне здорово влетело за то, что я не поняла его.
К Вернеру приехала его девушка — француженка Мюриэль. Я стала с ней советоваться, как мне быть. У Шуйского день рождения через два дня. Не знаю, дарить ему подарок после такого его поведения или не дарить. Мюриэль говорит:
— Пойдем.
Мы пошли в магазин. Я выбрала очень красивый зонт.
Вернулись домой. Я положила подарок на видное место. Он — ноль внимания. (Спать нам в ту ночь все равно пришлось на одной кровати: места в доме было мало.) Шуйский по-прежнему меня не замечал. Я не знала, что и думать, как себя вести.
Подарок он, правда, взял. Воспитанный мальчик. Даже «спасибо» сквозь зубы процедил.
Хоть бы объяснил что-нибудь, мигнул бы мне. Я — девушка понятливая и сообразительная, вошла бы как-нибудь в его положение. А то взять вот так — обругать и замолчать…
Поступки людей, которые меня окружали, всегда подчинялись какой-то логике. Я существовала не в раю. Мир творческих личностей никогда не был раем. Я встречалась с человеческой непорядочностью. Я понимала: такой-то поступает подло, потому что он надеется соблюсти свою выгоду в ущерб интересам других людей. Я знала также, что такое любовь, преданность и великодушие. Но поведение Шуйского не поддавалось никакой логике. Я впервые столкнулась с этим и не понимала, что происходит.
Мы собирались путешествовать по Европе.
Шуйский по-прежнему не замечал меня. Я общалась только с Вернером и Мюриэль. Потом Мюриэль уехала. А я с двумя мужчинами отправилась созерцать красоты европейских просторов.
Они приобрели за пятьсот марок автомобиль, который, наверное, подлежал разбору на металлолом.
Позже, в легенде, которой мой новый продюсер заменил мою истинную жизнь, это путешествие описывалось весьма романтично. Пиарщик он уже тогда был незаурядный. Интуиция ему подсказывала: публика желает лицезреть законченный романтический, гармоничный образ восходящей звезды — певицы Валерии.
Отъехали от Кёльна километров десять — машина закипела. Потом из-под капота стало вырываться пламя. Мы схватили все жидкости, которые были под рукой, и давай ее заливать. Орошали «лимузин» питьевой водой, минералкой, соками. Подождали часа три, пока мотор окончательно остынет. И снова в путь…
Едем мы, окруженные облаком густого черного дыма. Все встречные немцы высовываются из своих чистеньких, новеньких машинок и смотрят на нашу коптелку-тарахтелку. Такую экзотику не каждый день встретишь на дорогах Германии!
Хоть шенгена тогда еще не существовало, границы все равно были прозрачные, особенно для автомобилей с немецкими номерами. Мы проехали через Францию, Бельгию, Люксембург. Места сказочной красоты! Останавливались в маленьких гостиницах. Некоторые отели размещались прямо в старинных замках…
Все это время Шуйский со мной — ни слона. Ко мне обращался только Вернер. С Вернером он шутит — хи-хи, ха-ха всю дорогу.
Так что красоты Европы я наблюдала сквозь пелену слез. Три дня проплакала в машине без остановки. От унижения, оттого, что ничего не могла сделать. Деньги все у Шуйского, документы тоже у него.
Я из вполне самостоятельной, самодостаточной личности вмиг превратилась в абсолютно бесправное существо. В человека, связанного по рукам и ногам.
Потом немного пришла в себя. Думаю: приеду в Москву, документы свои заберу. И прости-прощай.
Но прошло почти десять лет, прежде чем я именно так поступила.
Пока я рыдала, Шуйский любовно фотографировал местные красоты. Меня в кадр не брал. Все фото из той поездки, где есть я, делал Вернер.
Наконец мы вернулись в Кёльн из этой романтической прогулки.
Не успели приехать — телефонный звонок. Звонил Виталик Бондарчук, композитор. Он сообщил, что у Шуйского в Иркутске умер отец.
Шуйский бросился в аэропорт — менять билет.
Про родню Шуйского я тогда ничего не знала…
Позже мне стало понятно: зверский нрав супруг унаследовал от своего родителя. В списке «подвигов» Шуйского-старшего числится, например, такой: он избил до полусмерти собственную мать за то, что та не давала ему, пьяному, ключи от гаража.
Через полгода эта женщина умерла от рака. Многие считали, что побои спровоцировали рост опухоли.
Точно так же этот человек относился к своей жене — матери Шуйского и его сестры. Она, избитая им дочерна, убегала от мужа в чем была, с двумя маленькими детьми.