Прежде всего – это образ самой Керн, красавицы и умницы, беспощадно относившейся к своей жизни, образ Пушкина, по-новому проступающий из мглы времен, черты других, лиц, окружавших Пушкина и Керн.
Реконструкция души. Здесь сделана попытка такого рода.
Жанр, в котором сделано жизнеописание знаменитой женщины, пожалуй, не ново, но названия у него ещё нет.
Это просто цепь документов и свидетельств современников, выстроенных в определённой последовательности, почти без комментариев. Это позволяет с исключительной точностью восстановить дух эпохи, всесторонне и столь же точно воспроизвести реальные взаимоотношения, облик и подлинную жизнь многих людей, которые оставили яркий след в истории отечественной культуры.
Читатель будет, несомненно, благодарен автору за умелое воссоздание достопамятной эпохи, в которую жили и действовали эти люди, творившие русскую историю.
Н. Раевский, пушкинист
Несколько слов от автора
Тот, кто роется в ворохе старых бумаг с заранее обдуманной целью, сходен в своих желаниях с человеком, пришедшим расспрашивать.
Я и расспрашивал бумагу, узнавая, как много человеческой души сохраняет она.
И ещё я узнавал, что бумага бывает откровеннее души, потому что она выдаёт порой даже то, что относят к сокровенному.
Может быть, со временем мы дойдем до того, что сможем восстанавливать человеческую душу, как умеем уже восстанавливать облик давно ушедших людей.
Реконструкция души. Здесь сделана попытка такого рода.
Мой стол и сейчас еще завален книгами, журналами, оттисками газетных статей с не совсем привычным начертанием шрифта более чем столетней давности.
Когда я сажусь за этот стол, старые строчки будто обретают голос.
Я не могу избавиться от иллюзии, что слышу живых людей, которых давно уже нет.
Я вслушиваюсь в эти голоса с естественной робостью человека, не вполне освоившегося в хорошей компании, собравшейся много раньше моего прихода.
Они говорят о другом человеке, об отсутствующем. Говорят, с нежностью, восхищением, сочувствием, иногда с иронией, грубоватым добродушием.
Многое из того, о чём говорится в этой компании, не укладывается в устоявшееся представление о том человеке, впрочем, как и о тех людях, которые выступают со свидетельствами…
В своем рассказе я сознательно поставил себя в жёсткие рамки, которыми ограничивает автора документ.
Недостаток любого комментария заключается в том, что он поправляет, вольно или невольно, документ, а, значит, мнение человека, который, в данном конкретном случае, уже не может его защитить. Потому в этом повествовании комментариев почти нет. Ни своих, ни тех, которые считаются общепринятыми.
Фантазия и домысел – вещи хорошие, но, когда они касаются реально существовавшей личности, они могут оскорбить её даже в том случае, если лакируют и приукрашивают.
Это соображение продиктовало форму повести-документа, в которую должны быть обязательно включены все свидетельства, которые существуют. Тут возникли сразу две сложности.
Первая – надо было добыть все свидетельства.
Вторая – по мере того, как пухла папка с выписками, уже не от тебя зависело, каким в конце концов станет герой.
Я просто шёл по следам чужой судьбы и, чем больше было в ней неожиданности, тем большее удовольствие она мне доставляла.
Всё это время я сам скорее был читателем. У меня не было возможности что-либо исправить в этой судьбе.
Теперь о самой героине.
Имя, которое жизнь выбирает для бессмертия, чаще всего стоит того. Случайностей в этом не бывает.
Есть имена героические, которые составляют славу эпохи.
Есть имена поэтические, которые составляют цвет эпохи.
Есть имена, по которым мы составляем себе представление об обаянии эпохи и тех людей, которые наполняют ее земным и прекрасным содержанием. Вот именно к этому последнему разряду исторических личностей нужно, пожалуй, и отнести Анну Керн, урожденную Полторацкую, в последнем замужестве Маркову-Виноградскую.
…Я не могу избавиться от иллюзии, что слышал живые голоса людей, которых давно уже нет. В общем-то тут нет ничего удивительного, потому что на старых пожелтевших листах, часто бывало – находил вместо букв и типографской краски драгоценный камешек из многоцветной мозаики жизни.