Хилари вспомнилось кольцо в ящике кухонного стола. Очевидно, оно предназначается не для Марлин… Но что, если она ошибается и в один распрекрасный день бриллиант засверкает на пальчике кузины? Нет, этого не должно случиться!
Марлин выложит правду. Хилари уговорит ее, упросит, если понадобится — заставит. Она торопливо подсчитала в уме: Марлин рожать через две недели. Значит, можно дать ей неделю на размышление. Если через семь дней она не «созреет»…
Хилари вздрогнула. Тогда ей придется нарушить обещание и все рассказать самой…
Скрывшись у себя в спальне, Хилари надеялась найти временное облегчение во сне. Однако заснуть ей удалось ненадолго. Не прошло и трех часов, как какой-то ужасный кошмар (слава Богу, Хилари не могла его вспомнить) заставил ее вскочить и с сильно бьющимся сердцем сесть, спустив ноги с кровати и испуганно вглядываясь во тьму.
Но скоро с болью в сердце Хилари вспомнила, что реальность для нее страшнее самого лютого кошмара.
С вечера Марлин жаловалась на холод, и Коннер заботливо включил отопление на полную мощность. Сейчас Хилари задыхалась от жары и мечтала о свежем воздухе, как умирающий от жажды мечтает о воде. Она накинула халат и вышла на балкон. Может быть, ночная прохлада хоть немного успокоит ее?
В самом деле, свежий ночной воздух освежил ей голову и помог прояснить смятенные мысли. Несколько часов назад, без сна ворочаясь в постели, Хилари приняла кое-какие решения. Первое и главное из них — не ждать неделю. Завтра, как только Терри, непричастная к этой драме, улетит во Флориду, Хилари и Марлин расскажут Коннеру всю правду.
Нет, не завтра, со вздохом поправила себя Хилари. Уже три часа ночи. Значит — сегодня.
Сейчас, глядя на силуэты дальних гор, неясно темнеющие в прозрачном ночном воздухе, девушка понимала: беда, выпавшая на долю ее семьи, ничтожна по сравнению с истинной трагедией — трагедией Коннера.
Завтра утром, услышав горькую правду, он снова потеряет своего брата. Еще раз — и уже навсегда. Томми погиб, но Коннер жил надеждой на ребенка, в жилах которого будет течь кровь Сент-Джорджей… Он надеялся, что память о брате не умрет, что семя его сохранится на земле. И ей предстоит убить в нем эту надежду.
«Сможет ли он пережить эту потерю?» — думала Хилари, невидящим взором глядя на залитые лунным светом ветви деревьев. Как хотелось ей хоть на миг задержать наступление рассвета!
— Томми! Подожди!
Отчаянный крик вырвался из соседних дверей, эхом отозвался в пустынной холодной ночи. Подскочив на месте, Хилари бросилась к перилам и услышала вслед за криком долгий, протяжный стон.
Она стояла всего в паре футов от его балкона. Так близко! Достаточно протянуть руку — и коснешься холодных перил. И несколько ступенек вели от ее балкона к дверям его спальни.
Но Хилари не двигалась с места. Чем она может помочь? Оба они обречены на одиночество. Коннер навеки заперт в темнице кошмарных сновидений, она — в своей собственной тюрьме, сложенной из кирпичей вины и стыда.
Внезапно дверь соседнего балкона распахнулась и ударилась об стену так, что, казалось, сотрясся весь дом. На балконе появился Коннер в одних пижамных брюках. Не заметив Хилари, он пронесся мимо с такой скоростью, словно за ним гнались драконы, судорожно вцепился в перила ограждения и уронил голову на грудь.
Грудь Коннера отчаянно вздымалась, и с каждым выдохом изо рта вырывалось облачко пара. Всецело поглощенный внутренней борьбой, он не замечал холода.
Похоже, Коннер отчаянно сражался с кошмаром, и победа дорого ему стоила. Обнаженный торс блестел от пота; мускулы на руках вздулись, словно канаты; свободные пижамные штаны сползли и едва держались на бедрах; всклокоченные волосы в беспорядке падали на лоб.
Дыхание Коннера стало ровнее; не без труда он выпрямился и, пригладив волосы руками, устремил измученный взор к обнаженным ветвям дальних деревьев — совсем как Хилари несколько минут назад.
И в этот миг краем глаза он заметил ее.
Коннер медленно повернулся, не опуская рук и глядя на нее так, словно ему явилось привидение.
Хилари молчала, не в силах вымолвить хоть слово, пошевелиться или хотя бы отвести взгляд. Залитый лунным светом, Коннер был необычайно красив. Поза его — с поднятыми к голове руками — подчеркивала игру мощных мускулов.
— Хилари? — Плавным движением он опустил руки и шагнул назад. — Что ты здесь делаешь?
— Я… я не могла заснуть, — пролепетала Хилари, все еще потрясенная чудесным видением. Никогда прежде не думала она, что мужское тело так прекрасно — настоящее воплощение благородной силы и красоты!
— Я тоже, — ровным, безжизненным голосом ответил Коннер, и это банальное замечание прозвучало странно и жутко для ее ушей.
Хилари знала, что должна последовать его примеру. Притвориться, что ничего не произошло. Извинившись, ускользнуть к себе — и снова встретиться с ним только при лживом свете дня. Но она не могла оставить Коннера наедине с кошмарами. Зная, что принесет ему грядущий день… не могла.
— Знаю, — хрипловатым от волнения голосом ответила она. — Тебе приснился дурной сон. Ты кричал во сне.
Коннер застыл на месте.
— Прости, если я тебя побеспокоил, — сухо ответил он.
Хилари не ошиблась — Коннер из тех мужчин, что стараются не проявлять слабости на людях. Он сделал еще шаг назад, словно стараясь отстраниться от нее, но это было невозможно. Их разделяло всего несколько шагов; оба были полуодеты, оба — окутаны ночной тьмой, разрушающей условности и предрассудки. Оба, измученные драконами страха и вины, не могли найти покоя своим истерзанным душам…
И может ли она притворяться вежливой незнакомкой, когда один вид его вызывает сладкую боль во всем теле, а звук его голоса пробуждает в душе ужасные воспоминания вчерашнего вечера?
— Мне, наверно, не следовало селить тебя так близко, — мертвым голосом продолжал Коннер. — Завтра попрошу Джейни перенести твои вещи.
И Хилари отбросила притворство.
— Я не хочу прятаться от тебя! — воскликнула она. — Я хочу тебе помочь!
Несколько мгновений Коннер ошарашенно смотрел на нее, словно эти простые слова оказались выше его понимания. Затем рассмеялся — и этот резкий, почти истерический смех подсказал Хилари, как близок он к катастрофе.
— Помочь? — Он снова откинул волосы с лица. — Как мило с твоей стороны, Хилари, такая трогательная забота! Но, к сожалению, помочь мне никто не может. Даже ты.
Горечь в его голосе была холодней морозного воздуха, но Хилари не отступила. Она нужна ему. Днем он может быть властным, самоуверенным, неприступным, но сейчас он слаб, раним и выглядит так, словно несколько недель не спал.
— Почему это не могу? — Она шагнула вперед, сокращая расстояние между собой и Коннером, и уперлась грудью в балюстраду. Теперь они стояли лицом к лицу. — Почему ты не позволишь мне хотя бы попробовать?
Наверно, целую минуту он смотрел на нее, как на сумасшедшую. Затем выругался, яростно сжав руками перила.
— Как ты собираешься мне помочь? Вернешь время назад? — Он потряс перила — наверно, так плененный зверь в бессильной злобе трясет прутья своей тюрьмы. — Воскресишь мертвеца и дашь мне еще один шанс? — Каждое слово ранило ее, словно острый стилет. — Ты не можешь этого сделать, Хилари, а значит — убирайся ко всем чертям! Ты мне ничем не поможешь!
Но его гнев, маскирующий страдание, не испугал Хилари. Девушка опустилась на колени, так что лицо ее оказалось на одном уровне с его лицом, и взяла его ледяные руки в свои.
— Нет, — тихо ответила она, поглаживая его судорожно сжатые пальцы. — Я не умею возвращать людей в прошлое или воскрешать мертвых. Но умею слушать. И сострадать.
— Что слушать? Бессвязные вопли? — Глаза его сейчас были черны, как беспросветная ночь, и даже свет луны не отражался в них. — Господи, почему ты это услышала?!
— Тебе нечего стыдиться, — прошептала Хилари, продолжая массировать его пальцы. — Во сне ты звал брата, вот и все.