— Но драться с молодчиками Рябцева нам, конечно, придется, — сказал член партийного центра Александр Аросев. — Юнкера блокировали Кремль. Алексеевское и Александровское военные училища, как нам известно, в полной боевой готовности.
— В Москве вопрос упирается в оружие, — поддержал Григорий. — Рябцев разоружил все верные нам части!
— И вооружает домовые комитеты на Арбате, студентов Коммерческого института, гимназистов, — заметила Ольга Афанасьевна Варенцова, секретарь Военного бюро Московского комитета.
— С Рябцевым надо попытаться договориться, товарищи! — предложил Ногин. — Мы не должны доводить дело до пролития крови! Ее и так пролито немало.
— Рябцев и Руднев обманут нас, Макар! — покачал головой Ярославский. — Меня назначили комиссаром Кремля, и я уже имел сомнительное удовольствие беседовать с Рябцевым. Убежден, что они ждут помощи из Ставки. Мы, правда, выслали заслоны в Брянск, в Тверь, но удастся ли им остановить казачьи и ударные части?.. Трудно предугадать.
— И все равно надо попытаться договориться и с Комитетом общественной безопасности и с командованием округа и гарнизона. Будущее не простит нам напрасно пролитой крови, — с непоколебимой убежденностью настаивал Ногин. — Я сам могу поехать в Кремль.
— Надо вызвать «двинцев» к Совету и вооружить, — предложил Григорий. — Самая верная наша защита… Три грузовые машины уже в Кремле, поехали за оружием.
Но через полчаса стало известно, что, хотя начальник Кремлевского оружейного склада генерал Кайгородов выдал оружие, юнкера задержали машины в Троицких воротах. Сопровождавших машины солдат и шоферов избили до полусмерти и куда-то увели. Юнкеров и казаков около Кремля собирается с каждым часом все больше.
С трудом сдерживая гнев и ярость, Аросев схватил телефонную трубку и заявил Рябцеву протест, но тот уклончиво ответил, что он не может допустить пролития крови на улицах и поэтому отказывается выдать оружие кому попало. Но он не возражает, если представители Военно-революционного комитета приедут к нему в Кремль для совместного обсуждения вопроса.
В Кремль командировали Ногина и Ярославского, а остальные члены комитета разъехались по городу: предстояло организовать военно-революцнонные комитеты в районах, доставать оружие, приготовиться к неизбежному и, конечно, жестокому сражению.
Подбельскому и Григорию поручили поехать в Замоскворечье. И уже в коридоре Григория наконец перехватил Степашка:
— Дядя Григорий, Елена Анджиевна прислала тебе записку. — В суматохе мальчуган забыл, куда засунул клочок бумаги, и Григорий несколько секунд ждал. — Вот она!
В написанной карандашом записке почерк Елены так не походил на ее обычную манеру писать, что Григорий сразу догадался: Елена обессилена и очень слаба.
«Милый, — писала она, — не волнуйся за меня, все хорошо! Маленький Гришенька спит. Я жалею, что в решающие часы не могу быть рядом с тобой. Но ты не волнуйся. Будь там, куда зовет тебя долг, дорогой мой, и думай, что я всегда возле тебя. Но береги себя: теперь ты нужен не одной мне, а Н А М!»
Взволнованный Григорий долго без нужды протирал очки, потом бережно спрятал записку. Другого он от Елены и не ждал, он знал, что для нее, как и для любого истинного революционера, долг выше всего. Да он и сам жалел, что Елены нет рядом, что ей не доведется увидеть своими глазами победу, о которой столько мечтали, организации которой отдавали все силы и самую жизнь. И в то же время в глубине души он радовался, что Елена в безопасности и шальная пуля не заденет ее. Правда, и в доме, где сейчас находятся Елена и сын, нельзя чувствовать себя полностью в безопасности: именно такие дома прежде всего могут сделаться объектом нападения врага.
— Ты отнесешь записку Елене Анджиевне? — спросил Григорий.
— Конечно, дядя Гриша.
Вырвав из блокнота листок, Григорий сбежал вниз и, пристроившись на подоконнике, поспешно написал:
«Дорогая! Прости, что не могу забежать сейчас: слишком много дел. Рябцев и Руднев, видимо, ждут помощи из Ставки, от Духонина и Балуева. Схватка неизбежна, хотя Ногин и надеется на бескровную победу, как в Питере. Но как бы то ни было, народ с нами, мы победим. Поцелуй за меня Григория Маленького. Григорий Большой. Пиши мне через Гавроша».
Сбегав вниз, в буфет, Григорий получил свой и Еленин суточный паек и попросил Степашку передать жене. И выскочил из здания. Мимо Совета мчалась грузовая автомашина, в ней стояли, обнявшись, безусые юнкера и, победно поглядывая в сторону Совета, громогласно пели, — слов песни Григорий разобрать не смог, но песня была лихая и угрожающая.