Военно-революционный комитет Городского района помещался на втором этаже трактира Романова, на углу Сухаревской площади и Первой Мещанской. Приказав мотоциклисту ждать, Григорий, отряхивая снег, бегом поднялся на второй этаж. В здании было полным-полно солдат и рабочих, табачный дым стоял в комнатах, как туман. Столики были сдвинуты к стене, на полу сидели и лежали люди. В углу, за буфетной стойкой, молоденькая и красивая девушка в красной косынке выдавала солдатам селедку и хлеб.
Когда Григорий поднялся на лестничную площадку, раздался дребезг и звон стекла, на истертый тысячами ног пол посыпались осколки. И только в эту секунду, когда в разбитое пулей стекло ворвался свежий морозный воздух и влетели хлопья снега, Григорий почувствовал, что в трактире стоит многолетний застоявшийся запах пива, водки и кислых щей. Он огляделся. Порожние ящики из-под пива громоздились за прилавком, на стене криво висели остановившиеся ходики с цветной фотографией, изображавшей царское семейство, перечеркнутое жирным крестом. Пустые бутылки слюдяно блестели на полках буфетной стойки.
В соседнем просторном зале за сдвинутыми тремя столиками сидели члены военно-революционного комитета района: молоденький, восемнадцатилетний Вениамин Тверитин, в пенсне и с темной бородкой — из-за нее он казался старше своих лет, большеглазая и пышноволосая Ольга Пилацкая, наголо бритый, как всегда, Александр Борщевский.
Шло очередное заседание ВРК — в те дни и ночи они шли во всех районах почти беспрерывно. Но, увидев Григория, все замолчали и повернулись к нему.
— Что случилось, товарищ Григорий? — сдержанно и спокойно спросила Пилацкая. — У вас измученный вид. Вы голодны?
Григорий отмахнулся, хотя, по совести говоря, и сам не помнил, когда последний раз ел. Присев к столу, он принялся вполголоса рассказывать о том, что происходит в центре, но его перебил взъерошенный, промокший под дождем железнодорожник, вбежавший в зал.
— Товарищи! — крикнул он, с трудом переводя дыхание. — Я Зимин, с Казанки! Осматриваем вагоны, и вдруг — винтовки! Тысяч пятьдесят! Да, да! Мы, конечное дело, прицепили паровоз и закатили в мастерские, чтобы викжелевцы не учуяли. Звонили в Московский совет — беляки не соединяют. И вот послали меня!
Григорий вскочил, подбежал к Зимину, с силой обхватил его за плечи.
— Вот то, что нам надо! — вздохнул он с облегчением. — Вот начало победы! Товарищ Пилацкая! Мобилизовать грузовики! — Он кивнул на окно, за которым шумела и взрывалась одиночными выстрелами Сухаревская площадь. — Тверитин! Охрану на машины! Нельзя допустить, чтобы оружие перехватили! Мы снабдим винтовками все районы!
И через пять минут десяток машин мчался по Садовой, намереваясь свернуть от Мясницкой к Казанскому вокзалу. И Григорий снова несся на мотоцикле, направляясь в центр, — предстояло как можно скорее решить вопрос о распределении винтовок по районам. Правда, думал он, простого наличия винтовок недостаточно для победы, надо овладеть Симоновскими пороховыми складами, где хранится много миллионов винтовочных патронов. Но он еще днем знал, что красногвардейцы Симоновского района ведут у складов упорный бой.
Темный притаившийся город летел за спину; брызгал из-под колес мотоцикла мокрый снег; горели на площадях и перекрестках улиц костры, возникали из тьмы решительные фигуры красногвардейских патрулей.
Рождественский бульвар круто спускался к Трубной. Вскинув глаза, Григорий пытался отыскать окна своей комнаты над занятым райсоветом первым этажом, но разглядеть ничего не смог. Окна райсовета были ярко освещены, и у подъезда толпились люди, блеснуло на мгновение острое жало винтовочного штыка. Но останавливаться Григорий не мог.
Огненный глаз мотоцикла выхватывал из темноты сверкающие полоски трамвайных рельсов, мокрый, похожий на рыбью чешую булыжник мостовой, длинные ямы пахнувших глиной окопов. Григорий не прятал свой мандат — приходилось то и дело предъявлять, — но после каждой задержки нетерпеливо кричал в кожаную спину мотоциклиста: «Скорей! Скорей!»
Но подвел мотоцикл. Уже поднимаясь по переулку к гостинице «Дрезден», мотор вдруг закапризничал, бессильно фыркнул и заглох. Мотоциклист спрыгнул, наклонился над мотором, светлые глаза блеснули в темноте сердито и виновато:
— Бензин кончился, товарищ!
Но до Совета было недалеко, и Григорий, подхватив бьющие по коленям полы пальто, побежал. Скобелевская площадь бессонно кипела людьми, дымили костры — жгли вывески и доски заборов. Грозно блестел в дрожащем свете костров ствол нацеленного в сторону Страстной площади орудия.