Лыско Бон сидел за компьютерным пультом. На столике перед ним стояла чашка с отваром.
— Ишь ты, наместник при святом деле… Что пьешь? Бодришься? — кивнул он на чашку.
— Бодрились мы с тобой, когда по девкам шли. Если вспомнишь. Теперь бодрит сама жизнь. А пью живи-корень. Не балуешься?
— Живи-корень, говоришь? — Хан поморгал веками без ресниц. — Это хорошо. Жить, стало быть, хоца… Это хорошо, — медленно повторил он. — Сегодня прибудут мои орлы — надо организовать им пограничный инцидент. Сегодня лучше всего продляют жизнь пограничные инциденты. Особенно хорошо действуют те, в которых человеческая кровь. Боевой офицер пограничных войск рассказывает с места событий о мерзостях удоков. Ох уж эти мерзкие враги Режима! Как только держатся наши славные пограничные войска?
— Сам диву даюсь, — озабоченно покачал головой Бон.
— Ну давай, — усмехнулся Хранитель, — продляй жизнь…
— Смерть врагам Режима! — сжал кулаки в приветствии Лыско Бон.
Вторым на экране был рябой гросс-дектор из таможенного отдела. В разговоре с Хаском Ханом то ли от страха, то ли от того, что совесть была нечиста, юлил и путался.
Закончив разговор, Хан переправил видеозапись без малейших комментариев главе исполнительного отдела службы Покоя. Там знали, как и что. Третьим вызванным был Хранитель Могущества Режима — толстый Венко.
Вечно потный, всегда неопрятный, но неизменно в прекрасном расположении духа, Венко Лун предстал на экране. Заплывшие глазки излучали жизнелюбие и доброжелательность.
Для тех, кто не знал, какая страшная воля и работоспорбность стоят за этой расплывшейся внешностью, могло показаться, что Венко Лун — полный тюфяк. Но Хаско Хан знал, что может этот человек. Когда грянула война, Венко Лун был еще молодым парнем. Но, как известно, ситуация спрашивает не документы, а дело. За пару лет технолог самолетостроительного завода стал главой оборонной промышленности. Хранитель во время войны столкнулся с ним, когда перегонял партию самолетов в войсковую часть. Тогда они почувствовали расположение друг к другу. Позже, в трудный момент, Лун помог ему. После чего пришло время, когда помощь потребовалась Венко Луну. Так, подставляя друг другу плечо, и выбрались они на самый верх пирамиды. Теперь в этой расплывшейся туше никто бы не смог узнать стремительного Венко военных времен. Да и Хаско уже не чернобровый красавец, очаровывавший провинциальных девиц в местах расквартирования аэродромов. Был у них с Венко один прием; когда в компании требовалось кого-то «оболтать», словно бы только вспомнив Лун вытаскивал из кармана статью, где писалось о подвигах молодого летчика Хаско Хана: «Да, Хаско… помнишь, я говорил тебе о статье… Так я нашел ее в библиотеке!» После громкого чтения девицы были готовы на все. Потом последовал стремительный взлет Луна, и судьба свела их уже на губернском пересыльном пункте: у Венко всегда был слишком длинный язык. Впрочем, он у него не укоротился с того времени.
— Как ты похудел, дружище, — вместо приветствия сказал Хаско Хан, краем глаза отмечая движения женских теней по экрану. — Это все, видимо, оттого, что слишком часто приходится застегивать штаны, а?
— С той поры, как появились центры управления, я штаны не застегиваю совсем, — прозвучало в ответ.
— Ну а с кровати-то слезаешь? — продолжал Хан.
— Так-ить, опять по нужде ж…
Оба друга засмеялись, довольные разыгранным спектаклем. Хан — хрипловатым баритоном, Венко Лун — дискантом.
— Ну, ты, угодник чрева и прочих мест… — Хан посерьезнел. — Куда тридцать шесть наименований дел?
— Тебе по каждому или обо всех сразу?
Хаско Хан вздохнул и с силой потер лоб. Игра на уровне их отношений теряла смысл.
— Ладно… Скажи, все-таки, что можно сделать?
— Для начала отказаться от космической программы.
— Не могу!
— Тогда сократить аппарат.
— Не могу.
— Тогда ввести расслоение по квалификационному признаку. Пусть те, кто достигает высшей производительности труда, имеют гарантированное обеспечение.
— Что значит, гарантированное? Ведь мы и так награждаем тех, кто преуспевает в работе на благо Режима?
— «Гарантированное» как раз и означает однозначно определенную связь между деятельностью — объемом и качеством — и результат для производителя.
— Но…
— …Без холуев, без прислужников, без «мы еще посмотрим». Напрямую.
— Но ты же не дурак, Лун… Ты же понимаешь, что в той системе, о которой ты говоришь, нам с тобой нет места. Круговорот воды в природе осуществляется без участия Комиссии по Контролю.
— Хан… откажись хотя бы от части космической программы. Я тебе верну в потребительскую сеть по сто наименований за каждую не построенную лазерную платформу…
— Не могу, Лун, не проси.
— Тогда и ты, Хаско, не проси… А что касается места… Место для нас с тобой всегда найдется… На карьере. Хотя вряд ли… Я думаю, что в телей нас с тобой превратят несомненно. Но на карьер не пошлют. Посадят по вольерам. И станут возить по городам. Впереди процессии будут бежать мальчишки и кричать: «Хранителей везут! Хранителей везут!»
— Славно ты все придумал, Лун… Но как насчет того, чтобы оттянуть этот чудесный миг?
— Тем и занят.
— Ну вот видишь, оказывается, мы работаем заодно и в общих интересах.
— При небольших расхождениях в позициях.
— Лун… Я не просто Хранитель Покоя… Я хранитель твоего покоя…
— Хан… надо ли повторять, что я не просто могущество, а твое могущество?
— Ковать могущество — не руки кровавить… Тут и поучить потянет. Дорогой ты мой… Да может я больше, чем кто-либо другой не хотел бы крутить эту мясорубку.
— Ну…
— Вот те и ну… Нету другого пути… Нету!
— Но это же путь в пропасть, Хан…
— Это твое дело выбрать такой путь, который не вел бы в пропасть.
— Путь, который не ведет в пропасть — это путь активизации народа. Пока еще хоть кто-то остается нормальным в этом огромном сумасшедшем доме, нужно снять решетки и открыть двери.
— Но ведь ты же прекрасно понимаешь, что тогда посадят за решетку и закроют двери за нами…
— Хан… Сверни космическую программу…
— Да не могу я, не могу! — заорал Хан, сжав кулаки. — Система, внутри которой страх, и внешние отношения устанавливают на основе страха! Нас с тобой завтра…
Он не закончил. Оба Хранителя тяжело дышали и смотрели друг на друга исподлобья.
— Ответь мне, где твоя ошибка, Хан? Неужели и ОНИ хотели этого?
— Я думаю, что нет.
— Тогда почему?
— Нельзя идти против природы. Ответ один, вариаций множество. Общество — тоже часть природы. И жестоко оно не больше и не меньше, чем природа. А мы навязали ему равенство. А чтобы утвердить это, потребовалась еще большая жестокость. Посчитал я — сто пятьдесят миллионов ведер.
— Чего?
— Крови. Таков общий счет. Скажи, я похож на вурдалака?
— Если в профиль, то похож.
— Именно в профиль. Вчера имел счастье — полотно живописное видеть: на одном берегу мясорубка гигантская. В нее, в мясорубку эту — толпы народа направляются. А из мясорубки — потоки крови — озеро наполняют. А на берегу — вся наша компания — я как раз в профиль. Морда в крови — оторвался, смотрю, как мясорубка работает.
— Смельчак, однако, художник-то?
— И я так думаю, что смельчак.
— Отрисовался?
— Да почти было… Но есть у нас покровитель врагов Режима Пойко Пон… Слыхал о таком?
— Как не слыхать. Брехло известное.
— Ну вот… попроси у него художника, пусть он тебя нарисует. Идейку ему подсунь, с клетками и ребятишками… Вдохновляющая идейка… Забыл как зовут художника. Вар вроде. Борко Вар, точно. Вот так… — Хан поднялся из-за стола. — А насчет того, откуда резервы почерпнуть — подумай. Мы же с тобой еще не тели.
Хан выключил изображение и вызвал Денко Дана.
Какое особое чувство простора у летного поля! Запах топлива — запах могущества. Беско вытаскивает парусиновое кресло на край летного поля и прогоняет всех с глаз долой. Охранники не уходят. Они служат Лену, но не подчиняются ему. Хотя и идут навстречу пожеланиям — исчезают с глаз — залегли метрах в двадцати сзади Беско. Тяжелая работа у ребят! Не то что смерть, а даже небольшое увечье у подопечного — для них скорее всего — лишение памяти. Норма отношений по циркуляру — первой категории.