– У тебя эта работа есть?
– Нет, я просто просматривал её, мельком.
– Но где-то ведь она есть, в библиотеке, где-нибудь ещё?
– К сожалению, все экземпляры разошлись по частным библиотекам. Университет не захотел её покупать.
– Хорошо. Ведь есть какие-нибудь законы, позволяющие приглушить непомерные аппетиты нашей подруги?
– Формально – есть. Но негативное психологическое воздействие очень трудно доказать, практически невозможно. Требуется психиатрическая экспертиза, изымание материалов, и так далее.
– Понятно. То есть ты хочешь сказать, что мы абсолютно бессильны? Хорошо. Тогда я сама объявляю ей войну. Я найду другие доказательства, и посажу её в тюрьму, например, за нелицензированное занятие частной практикой. Хотя… Можно сделать всё гораздо проще… Нанять людей и просто уронить кирпич на голову.
– Слушай, я последнюю фразу не слышал, хорошо? Ты понимаешь, о чём ты говоришь?
– Я понимаю одно – я вырастила сына, даю ему образование, подготавливаю условия для карьерного роста, в конце концов, я люблю его, ведь он моё дитя, и тут появляется какая-то Галицкая и пытается сделать его уродом.
– Я тебя хорошо понимаю, делаю, что могу. Но мне кажется, что в твоей любви к сыну есть много собственнического. Он поступает не так, как хочешь ты, и тебе жаль своих трудов, которые ты в него вложила.
Меня так и подмывало спросить его о манифесте, фотографиях, шифровках и непонятной статье. Да, конечно, он, пожалуй, прав… Мне жалко своих трудов, которые я в него вложила, и отдавать без боя Серёжу мне не хотелось бы. Антон выглядел каким-то виноватым.
– Да не грусти так, зайчик, – потрепала я его по щеке, – я ведь не молоденькая девочка, многое сама умею.
Антон весь напрягся в одну минуту. Похоже, он подумал, что я пытаюсь его соблазнить. Как назло, халат на мне был полупрозрачный, и вся сцена показалась мне полной намёков и недоговоренностей.
– Ну, в общем, я пошла спать. Фотомодели, чтобы выглядеть на все «сто», спят по десять часов, – сказала я, притворно зевнув, – утро вечера мудренее, завтра всё решим, кого «в сортире мочить», а кого культурно под белые рученьки выводить на чистую воду. Спокойной ночи, вернее, спокойного утра.
…Утром я проснулась в десять от грохота посуды на своей кухне. Антон пытался изобразить горячие бутерброды, одновременно варя кофе. Да, бармен из него, видно по всему, никакой.
– Доброе утро. Пытаешься блеснуть хорошими манерами и подать кофе в постель? А вот и не вышло. Мадам проснулась от ваших экзерсисов.
– Доброе утро.
Мы быстро перекусили, и Антон начал собираться.
– Чао, бамбино.
– Д-до свидания.
– Ты стал заикой? А я думала – ты зайка, – помахала я ему рукой на прощание.
Глава 7
А в понедельник позвонил следователь, и сказал, что Ладу никто не видел с четверга. Голос был молодой и сбивчивый, как будто его обладатель куда-то очень торопился. Договорились, что мне пришлют официальную повестку для дачи показаний. О работе уже думать было невозможно, на Юркины шутки я отвечала невпопад.
– Наталья Владимировна, да что с тобой?
Я просто механически открывала в Интернете страницу за страницей.
– Ничего она ему не ответила, – резюмировал Юрка.
Я привыкла писать по электронной почте, иногда мне кажется, что ручкой я писать разучилась вовсе, и поэтому ничего не оставалось, как быстренько состряпать электронную записку начальнику с просьбой покинуть стены офиса.
– Ну, конечно, Наталья Владимировна, – ответил мне Юрка устно, обеспокоено глядя, как я нервно роюсь в сумке и проверяю всё на рабочем столе.
Так, нужно идти домой и устраивать допрос с пристрастием. Точно, Ладу на празднике Купалы я не видела, следовательно, она исчезла именно между четвергом и субботой. Но… Может, я её просто не заметила. С другой стороны, роль детектива мне порядком надоела. В конце концов, это дело милиции – разыскивать пропавшего человека. Меня волнует только мой собственный ребенок.
Может быть, это даже неплохо, что эта девушка исчезла. Может, просто уехала, не сказав никому ни слова. Моя школьная подруга в шестнадцать лет сбегала из дому в Свердловск. В этот самый критический момент я пришла к ним домой, и тогда её родители устроили мне допрос с пристрастием. Мне стало их жаль, и я сказала, куда она уехала. Тут может быть с точностью наоборот – уехала к родителям в свой Тьмутораканьск.
Какое мне до неё дело, в конце концов? Детективы я читаю только от скуки в плохую погоду, а в жизни они меня не привлекают. У меня вполне конкретные и реальные задачи, которые я решаю здесь и сейчас. Уже хочется покоя от всей этой эзотерической белиберды, хочется возврата к прежней жизни, ведь у меня все было хорошо…