— Я родился и вырос неподалеку от Илфорда.
— Илфорд? Там вроде даже метро нет? Боже, мне даже представить страшно, что пришлось бы прожить всю жизнь в такой дыре.
— Всю жизнь я там не жил. Наша семья часто переезжала.
— Только не говори, что твой отец военный!
— Нет, циркач.
Арабелла подозрительно посмотрела на него.
— Не держи меня за дуру.
— Кроме шуток. Смотри, — он встал на кровати. — Я тебе докажу.
Несмотря на то что стена была совсем близко, он сделал сальто назад, приземлившись на одну руку. Вскочив на ноги, он схватил три маленьких подсвечника с прикроватной тумбочки. Форма у них была не очень удачная, и, хотя его мастерство было очевидно, секунд через тридцать он отвлекся и не удержал один. Пытаясь его подхватить, он случайно зацепил пальцем свою цепочку с образком и порвал ее.
— Дерьмо, — сказал он, поднимая ее вместе с осколками подсвечника.
Арабелла кивнула.
— Так ты цыган?
— Нет, — ответил Вас, изучая порванную цепочку, — я из цирковой семьи.
— Ну я и говорю, — цыган. — Арабелла указала подбородком на святого Кристофора. — Разве святой Кристофор не покровитель цыган?
— Я же сказал, мы не цыгане, мы...
— Ну не важно, кем бы ты там ни был, цепочка просто вульгарная. Где ты ее выискал — в новогодней хлопушке?
— Это цепочка моего дяди.
— Тогда ему и верни, мой тебе совет. — Арабелла с удовольствием отыгрывала очки.
— Не могу.
— Почему?
— Он умер.
— Ох.
— Он погиб. Шесть лет назад. С тех пор я ношу это.
— Мне очень жаль, — сказала Арабелла, совершенно очевидно никакой жалости не испытывавшая. Она даже не помнила, когда в последний раз видела своего дядю и предполагала, что подобное равнодушие свойственно всем племянникам на свете. — И что случилось, он сорвался с трапеции? Или его растоптал слон?
Вас вздрогнул. Арабелла, ясное дело, была самовлюбленной эгоисткой, но он сомневался, что даже она продемонстрировала бы подобную душевную черствость, если бы знала, как близки они были с дядей. Конечно, всегда оставалась возможность, что Арабелла сама — подсадная утка. Во всяком случае, типичного гида Вас представлял себе совершенно иначе.
— Нет, — сказал он, сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Мы исполняли номер с огнем — жонглировали факелами и все такое. Произошел несчастный случай.
— И что?
— Он сгорел заживо. Мне было четырнадцать лет. С тех пор я ненавижу огонь, это стало почти фобией.
— Ужасно, — Арабелла присела на кровать. — Боже, нужно закурить... не передашь мою зажигалку?
Тучи, нависшие над гостиницей в Бридлхерс-те, раньше времени затемнили и вечернее небо Теддингтона.
В офисе «Молодых и холостых» на Хай-стрит владелец франчайзингового туристического агентства включил сигнализацию, погасил свет и запер дверь.
Подняв воротник и отворачивая лицо от косых струй дождя, он поспешил к своему автомобилю, чтобы вместе с прочими любителями сверхурочной работы, страдающими излишней ответственностью или чрезмерным энтузиазмом, поскорее насладиться законным часом или двумя «семейного» времени.
Но слабый свет в окнах третьего этажа офиса «Молодых и холостых» позволял предположить, что в юго-западном Лондоне есть по меньшей мере один человек, который относится к своей работе с еще большей ответственностью и энтузиазмом.
А может, у него просто были серьезные проблемы.
Этим последним человеком в штаб-кватрире «М&Х» был Хоторн-Блайт. Себастиан Хантер, выдохшийся часом раньше, перед уходом погасил все галогеновые лампы в приемной без окон. Весь офис был погружен во тьму, только из-под двери кабинета председателя Совета директоров пробивался тоненький лучик света.
Хоторн-Блайт каждый день ставил себе целью уйти из офиса не позже семи часов. И он уже на полтора часа превысил этот лимит. Еще не мешало хотя бы один раз показаться на тренинге в Бридлхер-сте. Мрачно оглядывая россыпь бумаг на обычно девственно чистом столе, он понимал, что и эта цель сегодня недостижима.
Он провел на встречах весь день — а точнее, всю неделю. Бомба взорвалась на выходных. Как будто дела и без того не шли хуже некуда.
Тревожную весть сообщил по телефону юрист компании. Ему стало известно, что группа «Братство» планирует экспансию в индустрию развлечений. А точнее, на рынок молодежного туризма.
Изначально «Братством» назывался клуб, появившийся на волне рейв-движения. Его ждал оглушительный успех, но стоявший за этим человек вынашивал куда более серьезные планы. Чарлз Мун слыл Биллом Гейтсом клубной культуры. Ему было едва за тридцать, но он уже успел превратить «Братство» из популярного ночного клуба в невероятно доходный и широко известный муль-тимиллионный бизнес. В результате последние несколько лет его имя постоянно входило в верхние строчки списка богатейших людей, ежегодно публикуемого «Тайме».
Его, как и Билла Гейтса, многие подозревали в сговоре с дьяволом. Казалось, он словно одержим стремлением отметить готическим, псевдорелигиозным логотипом «Братства» все на свете.
Звукозаписывающий лейбл и журнал «Братства» обеспечивали поддержку тем, кто хотел выйти на музыкальную арену. После первых же спонсорских удач Чарлз Мун разглядел открывающиеся перед ним возможности и быстро организовал подразделение стратегического маркетинга, основательно разросшееся за четыре года. Это не только приносило стабильный доход, но и помогло брэнду «Братства» еще глубже внедриться в общественное сознание, теперь его знал каждый, имевший хоть какое-то отношение к молодежной культуре.
А теперь он обратил взоры к туристическому бизнесу, в частности к Ибице. На земле не было другого места, привлекавшего такое количество молодых людей от шестнадцати до тридцати, готовых потреблять музыку семь дней в неделю пять месяцев в году. Легкий пока ветерок принес ощутимый аромат наживы, затрепетали ноздри корпораций — и Чарлз Мун хотел, чтобы «Братство» оказалось в самом сердце грядущего торнадо.
Это было логично. «Братство» безусловно играло первую скрипку в танцевальной индустрии, а Ибица была ее центром.
Единственная проблема состояла в том, что «Братство» не имело никакого опыта в туристическом бизнесе. Тщательно изучив вопрос, Чарлз Мун справедливо заключил, что туризм — специфический и многоплановый бизнес, в котором для успешного функционирования требуется свести воедино множество различных компонентов, следовательно, слишком хлопотно начинать Дело с нуля. Поэтому он решил купить компанию, уже специализировавшуюся на молодежном туризме.
Хоторн-Блайт получил предложение «Братства» и провел неделю, задавая вопросы, изучая перспективы и просчитывая возможности.
Однозначно можно было утверждать, что с ресурсами «Братства» компания, которую они предпочтут, усилится многократно и вытеснит из бизнеса остальных конкурентов, не оставив им ни единого шанса.
Внимания «Братства» удостоились только две компании, потому что их и было всего две в этом сегменте рынка.
Вторым был «Клуб грешников».
Хоторн-Блайт всегда отличался спокойствием и выдержкой, но сейчас сдержать волнения не мог. Без сомнения, Тайрон Лукас довел до сведения «Братства», что «Клуб грешников» заинтересован в предложении. Хоторн-Блайт знал, что он поступит именно так. Для Лукаса в подобном вопросе в принципе не существовало двух мнений.
Хоторн-Блайту решение далось не так легко. Помимо всей этой болтовни о благе клиентов, существовал сильнейший эмоциональный фактор — «Молодые и холостые» были его детищем, делом его жизни. Но он успокоил себя тем, что детей в конце концов тоже приходится отпускать от себя, чтобы они могли повзрослеть.
В предложении «Братства» предусматривалось, что «М&Х» (или «Клуб грешников») сохранят название, но на их буклетах, рекламной продукции и так далее появится логотип «Братства». Председатель совета директоров выбранной компании сохранит всю полноту власти, хотя Чарлз Мун, безусловно, будет принимать самое активное участие в стратегическом планировании и маркетинге.