Немалую прибыль генуэзским купцам приносила торговля «живым товаром». Кафа была своеобразным перевалочным пунктом, куда перед отправкой в Египет или в Западную Европу сгоняли невольников из самых разных стран. Черкесов, абхазцев, грузин приобретали в Копе, русских — мужчин, женщин, детей — целыми партиями привозили татары, промышлявшие разбоем в южнорусских степях. Славянские полонянки стоили на невольничьих рынках дорого: по свидетельству византийского писателя Пахимера, цена раба-славянина составляла от 60 до 80 дукатов.
Вот что писал об этом известный русский историк В. Ключевский:
«Татары, вооруженные луками, кривыми саблями и ножами, редко пиками, на своих малорослых, но сильных и выносливых степных лошадях, без обоза, питаясь небольшим запасом сушеного пшена или сыра да кобылиной, легко переносились через необъятную степь, пробегая чуть не тысячу верст пустынного пути. Частыми набегами они прекрасно изучили эту степь, приспособились к ее особенностям, высмотрели удобнейшие дороги, сакмы или шляхи и выработали превосходную тактику степных набегов; избегая речных переправ, они выбирали пути по водоразделам: главным из этих путей к Москве был Муравский шлях, шедший от Перекопа до Тулы между верховьями рек двух бассейнов, Днепра и Северного Донца. Скрывая свое движение от московских степных разъездов, татары крались по лощинам и оврагам, ночью не разводили огней и во все стороны рассылали ловких разведчиков. Так им удавалось незаметно подкрадываться к русским границам и делать страшные опустошения. Углубившись густою массой в населенную страну верст на сто, они поворачивали назад и, развернув от главного корпуса широкие крылья, сметали все на своем пути, сопровождая свое движение грабежом и пожарами, захватывая людей, скот, всякое ценное и удобопереносимое имущество. Это были обычные ежегодные набеги, когда татары налетали на Русь внезапно, отдельными стаями в несколько сотен или тысяч человек, кружась около станиц, подобно диким гусям, бросаясь туда, где чуяласьдобыча.
Полон — главная добыча, которой они искали, особенно мальчики и девочки. Для этого они брали с собой ременные веревки, чтобы связывать пленников, и даже большие корзины, в которые сажали забранных детей. Пленники продавались в Турцию и другие страны; Кафа была главным невольничьим рынком, где всегда можно было найти десятки тысяч пленников и пленниц из Польши, Литвы и Московии. Здесь их грузили на корабли и развозили в Константинополь, Анатолию и другие края Европы, Азии и Африки…»
«Кафа — превосходный, тянущийся вдоль берега моря город, — писал Ион Баттута. — В нем живут христиане, большая часть их — генуэзцы».
В последнем Ибн Баттута ошибался. Генуэзцы — богатые купцы, феодалы, ростовщики и работорговцы, — хотя и были истинными хозяевами города, большинство его населения тем не менее не составляли. Возможно, Ибн Баттута попросту не обращал внимания на так называемых homines minuti, «презренных людей», простонародье, чернь, коренных или пришлых обитателей Кафы которым она была обязана своим процветанием. Впрочем не исключено, что для Ибн Баттуты все христиане был на одно лицо, и, с неприязнью относясь к неверным, он не замечал в их среде этнической пестроты. Между тем в XIV веке Кафа была населена преимущественно греками и армянами; последние обосновались здесь не позднее 1316 года. Среди прочих «неверных» встречались валахb, поляне, грузины, мингрелы и черкесы. Всех их генуэзцы ошибочно называли сарацинами. Немало было и иудеев, державших в своих руках финансовую жизнь города. Homines minuti, о которых Ибн Баттута даже не упоминает, это главным образом ремесленный люд, занятый в производстве небольших весельных галер: плотники, кузнецы, мастера, изготовлявшие железные листал для обшивки суден, конопатчики, прядильщики и ткачи парусов.
Во главе города стоял консул, которого ежегодно назначали из Генуи. При консуле состоял совет городских попечителей — провизоров, ведавших торговлей, полицией и коммунальными службами, совет старейшин из восьми человек, а также два массария, ответственных за финансы, начальник стражи и шестнадцать синдиков — судей.
Административным центром города была цитадель. Там располагалась резиденция консула и пристроенное к ней здание суда, где синдики вершили правосудие, не гнушаясь использованием знаменитой «машины для пыток». Рядом размещались казначейство, контора для проверки весов и взимания пошлин с сыпучих товаров, магазины и торговые склады. В цитадели же была и резиденция латинского епископа.
Подворье тянулось длинной линией вдоль берега моря. В его тесных густонаселенных кварталах жили местные и заезжие купцы, мелкие торговцы, ремесленный люд, городская голь. Здесь же находились караван-сараи, лавки, ремесленные мастерские. Не было недостатка и в шумных кабаках, где продавали в розлив прекрасное крымское вино.
Кафа просыпалась на заре и ложилась спать с заходом солнца. Городские власти требовали от жителей запирать ворота домов не позднее восьми часов вечера летом и в девять зимой. Ослушавшегося ожидал денежный штраф. Исключение составляли караван-сараи, где разрешалось бодрствовать на час позже.
Неподалеку от Солхата — Старого Крыма — стоит огромный пятиугольной формы караван-сарай. Мартовская травка у массивного, украшенного резьбой портала вся в заплешинах — вбита в пыль, вытоптана тысячами ног.
Внутри чистота и простор, вдоль стен тянется айван — крытая галерея, своды которой покоятся на ажурных деревянных колоннах, в глубине айвана резные двери келий, предназначенных для торговых гостей. У водоразборного фонтана, что в центре внутреннего двора, толчея и гвалт — правоверные, прибывшие из разных стран, знакомятся, делятся впечатлениями, обмениваются новостями, рассказывают всякие байки и небылицы.
В Кафе лающая латинская речь да угрюмые колокольни с массивными крестами наполняли сердце тревогой и унынием. Иное дело Солхат, блистательная резиденция ордынского наместника, где много единоверцев и в мечетях звучит хотя и коверканный, но родной арабский язык.
Солхат со всех сторон обнесен мощной крепостной стеной. В центре города обращенная к югу базилика мечети, построенной еще в 1314 году Узбеком, могущественным ханом Золотой Орды.
Остановка в Солхате была кратковременной. Влиятельный крымский наместник эмир Тулуктимур оказал Ибн Баттуте почет и уважение, подарил денег и коня и пригласил ехать с ним вместе в Сарай, столицу Золотой Орды.
Тронулись в путь затемно. Еще в Солхате Ибн Баттута приобрел три телеги. В одной, просторной, с войлочным верхом, он разместился вдвоем с наложницей. Другая, поменьше, была предназначена для Афифа ад-днна Таварзи, которого Ибн Баттута называл своим другом. Третья, запряженная тройкой верблюдов, составляла обоз. В ней ехали гулямы, охранявшие сундуки с добром.
«Телегу татары называют арбой, — писал Ибн Баттута. — Ее тащат две или больше лошадей. Иногда волы или верблюды, в зависимости от легкости или тяжести телеги. Возница садится верхом на одну из лошадей, в руках у него кнут, а также длинный прут, которым он уточняет направление. На телеге сооружается арка из деревянных прутьев, связанных тонкими кожаными ремешками, на них наращивается войлок, и в нем есть два окна. Изнутри все видно, а снаружи не угадать, кто внутри. Люди спят, едят, читают, пишут на ходу…»
Путь в Сарай лежал через степь. Несколько дней подряд шли дожди, земля еще не просохла, и тяжелые телеги двигались медленно, оставляя глубокие колеи.
Утренние заморозки затягивали лужицы тонким ледком, который похрустывал под копытами лошадей. К полудню припекало солнце, неразговорчивые возницы распахивали полушубки, заложив кнуты под мышку, яростно чесались.
Перед полуднем делался привал: крытые фургоны съезжались, образуя круг; лошадей, волов и верблюдов распрягали и пускали пастись под присмотром погонщика или одних, не опасаясь воровства.
«Если у кого-нибудь найдут краденую лошадь, — вспоминал Ибн Баттута, — его заставят вернуть ее хозяину, а вместе с ней еще девять лошадей. Если же он не в состоянии сделать это, то забирают его детей. Если же у него нет детей, то его казнят, отрубая голову, как барану».