- Ты совершишь паломничество в святые места, пересечешь Йемен и Ирак и вступишь в земли турок и индусов. Ты будешь бродить по свету много лет, и в далекой Индии встретится на твоем пути мой брат Дельшад по прозвищу Веселое Сердце, который вызволит тебя из большой беды…
Далее путь Ибн Баттуты лежал через города и села Нижнего Египта. В Нахрарии он встретился с эмиром Саади, рассказавшим ему о своем сыне, который служит у индийского царя, в Махалле гостил у местных отшельников-суфиев, в Дамьятте видел бритых наголо, безбородых и безбровых факиров из дервишского ордена каландаров. Население Дельты жило скученно и тесно, и дорога из Александрии в Каир показалась Ибн Баттута одним нескончаемым рынком, тянущимся вдоль оросительных арыков.
* * *
«Особенность Востока - очаровывать издали и отталкивать вблизи». Такой вывод сделал русский ученый В. Андреевский, посетивший Египет в последней трети прошлого века.
А вот на его соотечественника, торгового гостя Василия, прошедшего через Египет и Сирию в 1465-1466 годах, Каир произвел ошеломляющее впечатление.
«Египет град вельми велик, - сообщал Василий, - а в нем четырнадцать тысящь улиц… да в иных улицах до 18 тысяч дворов, да во всякой улице по торгу по великому…»
Такие цифры казались фантастическими не только россиянам. Большинство европейских путешественников отмечали, что своими размерами и численностью населения средневековый Каир превосходил все крупные западные столицы. Итальянец Фрескобальди, добывавший в Каире в 1384 году (после двух чудовищных эпидемий, известных в истории средних веков под названием «черная смерть»), писал, что огромный город не мог вместить всех желающих жить в нем, и каждую ночь до ста тысяч человек искали пристанища за городскими стенами.
Многоэтажные дома и сегодня составляют прерогативу крупных городов, а в средневековом Каире они не были редкостью.
«Если поглядеть издали на город Миср, то кажется, что это гора, - писал в «Сафар-намэ» великий персидский писатель Насир-и-Хусрау. - Там есть дома в четырнадцать этажей друг над другом, есть здания и в семь этажей. Я слышал от верного человека, что кто-то из жителей устроил па крыше семиэтажного дома сад, доставил туда теленка и вскармливал его, пока он не вырос. Тогда он устроил там гидравлическое колесо, которое этот бык приводил в движение и таким образом поднимал воду. На этой крыше он посадил сладкие и кислые апельсины, бананы и другие деревья, которые все приносили плоды. Он посадил там также цветы и различные растения».
Две вещи особенно поражали воображение иностранцев: размах торгово-ремесленной жизни и четкая организация коммунальных служб.
В 1258 году под ударами монгольских полчищ пал Багдад. Аббасидский халифат фактически прекратил свое существование. Роль религиозного, культурного и научного центра арабского мира перешла к Каиру, куда со всех сторон потянулись спасающиеся от завоевателей беженцы - мелкие феодалы, торговые люди, ремесленники, богословы, ученые, литераторы, врачи.
Одновременно возросла роль Каира как центра транзитной торговли между Азией, Африкой и Европой. Наряду с традиционными торговыми связями с Византией и Арагоном установились новые, в частности, с Золотой Ордой и Венецией, которая с XIV века становится главным партнером Каира, разделив с ним монополию на всю торговлю между Западом и Востоком.
Альянс Венеции с Каиром был вынужденным. Захватив в результате четвертого крестового похода богатые левантийские портовые города, венецианцы использовали их как транзитные пункты в своих торговых операциях с азиатскими странами и вовсе не собирались делиться сказочными богатствами с кем бы то ни было. Но в 1291 году египтяне отвоевали у них эти города, и, выбирая из двух зол меньшее, венецианцы заключили с Египтом торговый договор. Легкость, с которой Венеция пошла на сговор с мусульманами, беззастенчиво вытеснив из Египта своих давних конкурентов - генуэзцев, возмутила весь христианский мир и стала еще одним подтверждением того, что в торговле, как и в политике, нет постоянных друзей, а есть постоянные интересы. С тех пор Каир стал своеобразным таможенным решетом, сквозь которое просеивались товары, текущие с Востока в Венецию и другие европейские города. Пошлины и штрафы золотой рекой хлынули в султанскую казну, немалые барыши выпадали и на долю мамлюков и купечества.
Каирские купцы пользовались благоволением властей. Султаны знали, что внешняя торговля - главный источник поступления денег в казну, к тому же поборы, а порою добровольные приношения торговых людей не раз выручали их в периоды смут или военной опасности. Поэтому они не только охотно закрывали глаза на злоупотребления купцов, но кое-кого из них приближали к себе, одаривали лошадьми и царской одеждой.
О сказочных богатствах каирских купцов складывались легенды. В торговых кварталах с завистью и восхищением рассказывали об одном удачливом торговце, который вложил в строительство нового дома 50 тысяч динаров и выстлал полы в нем мрамором. Демонстрируя свою набожность щедрыми пожертвованиями нищим, купцы считали возможным не особенно придерживаться других предписаний ислама. Даже отправляясь в паломничество, они тащили в бесконечных обозах весь свой гардероб, а некоторые приказывали выращивать овощи и фрукты в ящиках с землей, установленных на спинах верблюдов, чтобы в течение утомительных пустынных переходов не испытывать перебоев в свежих продуктах.
Венецианские торговые корабли везли в Египет закупленные в Крыму русские кожи, дорогие меха, воск и особенно ценившихся на каирском невольничьем рынке славянских рабов. В Европу же из Египта уплывали чернокожие рабы, слоновая кость, гуммиарабик, китайский шелк, мускус, фарфор. Наибольшим спросом в Европе пользовались индийские пряности. Они стоили очень дорого и приносили купцам баснословные прибыли. Торговля пряностями находилась в руках каремитов, которые пользовались особым покровительством султанского двора и держали для своих торговых операций многочисленный флот, позволявший им быстро использовать для обогащения малейшие колебания рыночной конъюнктуры. Несметные богатства каремитов, которые к тому же вовсю занимались банковскими операциями, вошли в поговорку. Финансовое могущество, умноженное на расположение двора, давало каремитам огромный политический вес. Известно, что мамлюкские султаны нередко направляли каремитов своими послами в Йемен.
Рост торгового предпринимательства способствовал расширению внутреннего рынка, расцвету местных ремесел. Как и в других крупных мусульманских городах, ремесленники одной профессии занимали отдельные кварталы. Ремесло не отделялось от торговли: в глубине лавки подмастерья бойко стучали молотками, а у входа хозяин оптом и в розницу продавал сделанные ими медные тарелки или кувшины.
Рынков в Каире было столько, что одно их перечисление заняло бы немало места. Наряду с рынками башмачников, парфюмеров, кузнецов, оружейников, свечников, Шапошников, сундучников и ремесленников других профессий в городе были и так называемые киссарии, где продавались заморские товары. Особой известностью пользовался базар Сук аль-Канадиль, примыкавший с северной стороны к древнейшей каирской мечети Амра ибн аль-Аса.
«Подобных базаров нет ни в одной стране, - писал Насир-и-Хусрау, - там можно найти все диковины, какие только бывают в мире. Я видел там изделия из черепахи, как, например, ларчики, гребенки, ручки для ножей и тому подобное, видел также чрезвычайно красивый хрусталь, который обрабатывают искусные мастера; его привозят из Магриба, но говорят, что поблизости, в море Кулзум, нашли хрусталь, лучше и прекраснее магрибинского. Видел я также слоновую кость, привезенную с Занзибара, там было много кусков, весивших более двухсот мен. Была там также бычья шкура, привезенная из Абиссинии, напоминавшая шкуру леопарда; из нее делают обувь. Из Абиссинии же была привезена домашняя птица, довольно большого роста, с белыми крапинками и хохолком на голове, как у павлина».
Мусульманский Каир просыпается рано, под хриплый звук горнов и дробь барабанов, доносящихся от султанской резиденции - цитадели. Это означает, что султан уже проснулся и, передав связку тяжелых, глухо позвякивающих ключей привратникам, готовится к утренней молитве. Вслед за вратами цитадели со скрипом отворяются двери кварталов. Негромкие голоса, посапыванье, покряхтыванье, шарканье ног наполняют узкие извилистые переулки. Кое-где еще горят зажженные с вечера масляные фонари, и хмурые факельщики-мушаили, босые, в дырявых галабиях, начинают свой обход, туша их один за другим.