А потом расхохотался…
— Ну ладно. Не очень-то я верю во все эти тени на облаках в разноцветном окружении! — пришествие аллаха скромному погонщику караванов!
— Ну, раз так, — сказал, облегченно вздыхая, Ибн Сина, — открою тебе еще один секрет, — быстро начертил что-то на песке. — Вот ты стоишь между заходящим солнцем, в низкой его фазе, и облаками. Два раза в месяц, и сразу после захода или незадолго до него, ты можешь увидеть свою тень на облаках, увеличенную до гигантских — размеров и окруженную разноцветными кольцами.
— Куда!?
— Только…
— Понял. Никому! Клянусь!
Некоторое время молчали.
— А знаешь, страшно с тобой… — поежился эмир.
— Ты, наверное, и смерть свою можешь рассчитать.
— А уж это скорее зависит от тебя, — задумчиво проговорил Ибн Сина, стирая рисунок на песке.
Али усилием воли стер исфаханского эмира. Пусть Ибн Сина посидит один, с природой наедине… Ведь ему так мало осталось жить! «Пусть ничто не беспокоит его. Даже я не буду беспокоить своими мыслями. Пусть спокойно лежит его жизнь во мне. Так и мне легче ждать своей смерти».
XV Все мы — одна семья…
Фрунзе куда-то исчез. В Каховке его не было. И в Москве. Нигде. Агенты английского майора Бейли, русского консула и личные — эмира будто разом ослепли.
Стояли последние дни августа 1920 года. «Красные, безостановочно двигавшиеся к Варшаве, выдохлись, — размышляет Алим-хан. — Взаимодействие между Западным и Юго-Западным фронтами нарушилось. Польша перешла в мощное контрнаступление, разгромила Западный фронт большевиков. Большевики просят мира. В Варшаве начались переговоры. Может, Фрунзе в Варшаве?»
Алим-хан задумчиво шел по улице Куча в Арке, слушан, как чеканят позади Джума-мечети серебряные монеты с его именем. Прошел мимо коронационного зала. Десять лет назад глава всех мулл — каршинец Бой-Махмад, а'лам, бывший когда-то бедным студентом медресе, взялся за один угол белого войлока, высшее духовное лицо, главный судья Бако-ходжа — за другой: кушбеги Мирзо Насрулло, из бедных (его отец торговал чугунными котлами), — за третий, Ахмад-ходжа — глава джуйбарских ходжей, — за четвертый, и… подняли Алим-хана эмиром, посадили на трон. Б четыре ямки по углам троив Алим-хан положил 92 золотые монеты — число узбекских родов в его государстве. Давно это было. А кажется, будто вчера.
Вот дом матери… Здесь содержатся девушки, только что доставленные в Арк. Дальше, налево, сидит и своем доме-тюрьме Сиддик-хан, направо — сын. Прямо — стена. Слева от нее — кладбище и тайный колодец, куда спускали неугодных царедворцев. Справа — дома гузарских царевичей и пороховой склад. Нет, не хотелось туда идти. Вернулся.
В корихане 60 мул, по очереди сменяя друг друга, читали Коран, Вот и сейчас как раз звучит место из четвертой суры:
«Люди! Бойтесь вашего господина, который сотворил вас из одной души!..» И вдруг чей-то взволнованный голос вставил ни о того ни с сего 190-ю строчку из третьей суры: «Господи! Защити нас от наказания огнем!»
— «Нервничают муллы, — додумал эмир. — И им страшно!»
Ночью собрал приближенных.
— Хочу выслушать ваш совет относительно того, куда мне бежать? И через какие ворота?
Все обомлели, хотя каждый давно уже держал осёдланных лошадей в потайном месте за южными воротами. Посоветовали бежать через южные ворота в Афганистан.
— Я так и сделаю. Спасибо, Прощайте!
Майор Бейли рассвирепел.
— Ну и глупец же вы! Ведь среди присутствующих, конечно же, был агент красных! Теперь я не смогу с нами вместе бежать!
Эмир рассмеялся.
— Когда вашей Англии еще не было, цари разрешали здесь подобные вопросы как самые обыкновенные.
Больше он ему ничего не сказал, потому что англичанину этому тоже не верил. Верил только двум своим и старым слугам, державшим ночью около него, спящего, свет. Знал: эти двое ни за какие богатства мира не продадут его голову. Они затравлены жизнью настолько, что без хозяина, с одною только свободой, жить уже не могут. Да и чисто по-человечески любили эмира, как в он их любил, потому что все трое были очень одиноки на этом свете и знали это друг про друга.
Все трое решили объявить приближенным, что эмир поедет на юг через южные ворота — пусть ставят там засаду! — а сами спустятся по потайному колодцу на северную сторону Арка в через северные болота, по северным дорогам, в обход, проберутся в Гиссар, а оттуда в Афганистан.
Пришел Миллер и листком телеграммы. Фрунзе и Варшаве нет.