Выбрать главу

Раньше считалось, что Степь можно подчинить, разбить, но на равных объединяться с ней, перенимать ее традиции и у себя в китайской столице петь ее песик одевать ее одежды?! Нет. Но император Тайцзун — наполовину сяньби наполовину китаец, получивши и тому же тюркское степное воспитание, — сказал: «Да».

Тайцзун и тюркютов Восточного Каганата завоевал не силой, а обаянием. Умение изумить врага благородством и обаянием — закон кочевых. Вот выходит Тайцзун на бой с последним ханом Восточного Каганата Катом в 630 году и, отделившись от войска. Пересекает реку (один!), подъезжает к Кату на глазах изумленной его армии, стоящей рядом, берет лошадь Ката под уздцы и тихо корит его за нарушение дружбы… И Степь сама идет к Тайцзуну, потрясенная им, уставшая от крови и вражды. (Очень интересно рассказывает об этом периоде истории тюрков Л. Гумилев[42].)

Император ни одного не убил. Каждому дал землю, должность, чин. Кат-ильхана объявил названным братом, братьями стали ему и два главных тюркютских полководца: Ашина Шэни и Ашина Сымо (в бою Тайцзун сам отсасывал кровь Из раны Сымо, а Ашина Шэни На Могиле Тайцзун а хотел покончить 6 собой). Оба тюркюта покрыли себя славой храбрости и благородства.

Но и другая слава была у тюркютов: в неволе они жить не могли. Умер свободный друг императора Кат, имеющий все, даже армию, но не имеющий Степи, ее росы, ее солнца, с которым так славно скакать наперегонки. Роскошь дворца он поменял бы на простую войлочную юрту, шелковые покои — на звездное небо, предательский шепот стен — на буйное раздолье песни от горизонта до горизонта, и чтоб были вокруг цветы и настоящие, а не из нефрите, и чтобы трава приняла его с любимой — серебряная от луны трава, а не эта — вышитая на ширмах, занавесках и стенах. И чтоб было великое одиночество Степи, Здесь же толкаешься о людишек, вежливых, улыбающихся… И не дают они тебе никакой возможности в молчании поговорить с Небом. Об этом, наверное, и пел три года Кат, сидя в роскошном дворце. Только песня могла встать, распрямиться, сокрушить все и уйти. Кат же не мог этого сделать, его дер. Жали тонкие невидимые нити благородства — ведь побратался с Тайцзуном!

Вот также погибал 50 лет живущий в достатке и весь тюркский народ, обласканный Тайцзуном. О самой трагической этой странице жизни тюрков, самой чистой и благородной, мы знаем теперь благодаря усилиям ученых. Слова, написанные на камне, стирали ветер, вода, жар, мороз, время, а потом я вовсе поглотила их земля. И все же вот они, спасенные от забвения: стали тюркюты рабами чужому государству «своим мужским крепким потомством в рабынями своим чистым женским потомством». Так написали тюрки на камне, поставленном на реке Орхон. «Я был державным народом… Где моя держава? Для кого добываю я державы иные? Да не уничтожится тюркский народ… Лучше погубим себя, искореним… Но не будем жертвой… У Китая… много золота. Серебра, зерна и шелка. Речь его сладкая, драгоценности мягкие, чем он сильно привлекает к себе далеко живущие народы… Дав себя прельстить сладкой речью, роскошными драгоценностями, ты, о тюркский народ, погибал».

Да, сидит, сидит народ… а уж если встанет, ничем его не удержишь…

В 683 году Кутлуг из рода Ашина с горсткой смелых отложился от Китая и Повернулся к Степи лицом. Победил китайскую армию, вырвался из ее тисков, до изнеможения мчался по степи, как волк, трое суток, и степь Матерью встала ему навстречу, приняла, дала маленький клочок земли — ногу поставить, дыхание перевести и оглядеться. На севере — уйгуры (потомки теле) к киргизы Енисея. На востоке — кидане. На юге — Китай. На западе — остатки Западного Каганата, у которого давно уже фактическую власть забрали входившие в его состав десять тюркских племен, «десятистрельный Народ». Ашины над ними, как облако над скалой, — то или иное племя В десяти рассеивает его, а китайский ветер пригоняет новое: отыщут ашина в своей коробочке с бисером, оставят.

На Западе взять землю Кутлугу не удалось, чтобы привести на нее из Китая оставшийся народ: встали на пути тюргеши — одна из десяти стрел. Брат Кутлуга Капаган завоевал потом степи южнее Алтая и привел туда парод, который назывался теперь «кёк тюрк» — «голубые тюрки»[43]. Жемчужинами народа сделались Кюль-Тегин, сын Кутлуга — сама Храбрость (столько раз спаем он народ от врага), и два друга Кутлуга — Тоньюкук и Кули-чур, вместе вырвавшиеся из Китая еще юношами, вместе завоевавшие народу место в Степи.

вернуться

42

См: Л. Гумилев, «Древние тюрки», глава «Голубые тюрки».

вернуться

43

Синий цвет — национальный цвет тюрков.