Вот прошел осторожный мягкий человек. Джузджани И не заметил его, а Ибн Сина вздрогнул. «Дейок! Это же Дейок!» Тот самый, который в VII веке до н. э. основал этот город! Когда Ассирия — владычица громадных земель: от Урарту до Нубии, от Кипра до Элама-воевала с Урарту за главное положение в мире, хурриты, кутии и луллубеи, живущие между озерами Ван и Урмия, тотчас поспешили отделиться и образовали царство Манн. С этого момента и началась великая борьба двух рас: старой (семитской) — Ассирия и новой (арийской) — Манн. Манн пока подчинялось Ассирии, но уже наслаждалось свободой.
Дейок объединил народ не силой, а честностью. Меч старческая его рука уже поднять не могла… Народу, окруженному со всех сторон врагами, требовалось место для сбора ополчения, а в мирные дни — для ярмарок. Таким местом и стали Эктабаны — «Место для сбора», на развалинах которых и стоит Хамадан.
— Джузджани и Ибн Сина поселились в квартале ремесленников, — рассказывает народу Бурханиддин. — Ибн Сина под вымышленным именем начал лечить людей. План его был просто подождать первой болезни Шаме ад-давли, страдающего заболеванием желудка. Действительно, вскоре у эмира начались колики. Никто из придворных врачей не принес ему облегчения. И тут вспомнили о появившемся в Хамадана враче. Ибн Сину пригласили, он вылечил эмира. Очарованный умом И благородством врача, Шаме ад-давля сделал Бу Али ибн Сину своим недимом.
— А что такое «недим»? — спросили в толпе.
— «Недим» — это друг царя, — ответил Даниель-ходжа. — Как говорит Низам аль-мульк, недим должен быть непринужденным в общении, чтобы природа царя была открыта перед ним. Не должен состоять на службе, не должен поучать царя.
Действительно, Шамс ад-давля сделал Ибн Сину недимом. Поправившись, начал ходить походами на курдов. Возвращался с поражениями. О, эти курды! Сколько гениальных полководцев сломало о них зубы!
Правда, Ибн Сина предлагает больше думать о внутреннем устройстве государства, о разумности налогов, о строительстве ирригационной сети, о справедливости законов.
— А ты похож на царя обезьян, — шутит Ибн Сина. — Приходит он к своим мартышкам и говорит: «Утром я буду давать вам по три ореха, вечером! — но четыре». Обезьяны кричат, возмущаются. «Ну хорошо! — говорит парь, — утром я буду давать по четыре ореха, вечером— по три». Так и ты разговариваешь со своим войском.
— Хорошо Махмуду! — горячится Шамс ад-давля. — У пего на завтрак Индия, на ужин — Хорезм. Ешьте, сколько хотите!
— А ты скажи воинам: «Утром вы строите канал, вечером получаете зерно, которое у тех же курдов ценится больше золота».
— Да они разорвут меня!
— Что ж… В одной древней китайской книге сказано: «Тот, кто хочет проявить благородство, прежде всего должным образом правит государством. Тот, кто хочет должным образом подвить государством, прежде всего правильно управляет своим домом. Тот, кто хочет правильно управлять своим домом, прежде всего добивается собственного совершенства. Тот, кто хочет добиться собственного совершенства, прежде всего делает правым свое сердце. Тот. кто хочет сделать правым свое сердце, прежде всего приводит в согласие свои мысли с истиной».
Расходятся в молчании эмир и недим.
Дома Ибн Сина усиленно работает. Рядом с ним сидят и пьют вино, тихо беседуя между собой, брат и Масуми. Это Джузджани разыскал их, помог встретиться. Брат рассказывает о тревожной обстановке в Хорезме. Заканчивается 1016 год.
Хорезм-шах Мамун по совету Беруни помирил караханидских ханов — братьев Арслана-Глухого, правящего Бухарой, и Кашгарского Туган хана. Заключил С ними союз. Узнав об этом, Махмуд отправил грозные письма караханидам. Оба ответили: если между Мамуном и тобой есть недоразумение, мы готовы быть вашими посредниками.