— «Рычаг нужен для того, чтобы поднять Груз, говорит Ибн Сина, — опять встал Муса-ходжа, — При этом рычаг надо опереть на другое тело». Так?
— Так, — кивает Бурханиддин.
— «Человек отличается от других животных тем, что не может жить в одиночестве, опираясь лишь на собственные силы», — продолжает Муса-ходжа. — Это тоже слова Ибн Сины, из «Книги исцеления». И там же он пишет: «Чтобы людям жилось хорошо, им надо вместе трудиться, соблюдая нормы справедливости». А это, на мой взгляд, — повышает голос Муса-ходжа, — стержень рычага. «Для осуществления благородных норм человеческого общества, — говорит Ибн Сина, — нужен хороший законодатель», ну, тот, кто нажимает на рычаг, — пояснил Муса-ходжа. — «Законодатель, озаренный мудростью провидения»… — Муса-ходжа повернул свои слепые глаза на эмира.
«Нет, определенно, едва ли я выйду отсюда сегодня живым!» — думает каждый на площади, и многие начали незаметно продвигаться к выходу.
— А знаете ли вы, что Ибн Сина призывал уничтожать нетрудоспособных и обнищавших? — сказал Бурханиддин.
— начал читать стихотворение Ибн Сины слепой старик, —
Хорошие стихи, — сказал задумчиво эмир, поднимая глаза на Бурханиддина. Судья похолодел. В глазах эмира была смерть.
— Я продолжаю, — говорит Муса-ходжа. — БОРОТ— второй после рычага механизм. «Человек становится чело-веком, — пишет Ибн Сина, — именно потому, что удовлетворяет нужды других, и другие действуют таким же образом. Один сажает растения, другой печет хлеб, третий шьет, четвёртый изготовляет иголку, и так все собираются, чтобы помогать друг другу». Вот что такое ворот. Когда же чья-то воля встает у этого на пути и всех людей заставляет работать на себя, ворот останавливает свою благородную работу. И тогда ничего не остается, как ждать пророка, чтобы он вновь запустил жизнь, «Что здесь происходит? — передернул плечами эмир. — Кто этот старик? Почему они так при мне говорят?»
— Винт… — продолжает Муса-ходжа, — Как войти в векую среду, где ты чужой? Как быть плотно спаянным с вей? «Составляя свод законов, — пишет Ибн Сина, — правитель должен учесть нравственные особенности народа и те его вековые традиции, которые побуждают к справедливости, ибо справедливость — лучшее украшение поступков». А я добавлю от себя: справедливость — это сила, ввинчивающая эмира в наши души. Если эмир этого не сделает, он из винта превратится в КЛИН, который разрубает свою же силу, как ствол разрубается топором. И тогда в эту расщелину попадают вода, пыль, муравьи, а то и целая железная дорога!
«Как бьет по моим мыслям!» — вздрогнул эмир.
— Для того чтобы не стать клином, смертельно рассекающим народ, — продолжает старик, — «правитель должен ликвидировать свои недостатки, — учит Ибн Сина. — И только потом может заниматься воспитанием хороших качеств у других». Слава аллаху, что у нас прекрасный эмир в мы ежечасно можем лицезреть его доброту. — Муса ходжа склонился в низком поклоне, но почему-то в противоположную от эмира сторону, то есть выставил задницу прямо Алим-хану и лицо. Что возьмешь со слепого!
— Воистину так! — сказали толпа, опускаясь на колени, и каждый про себя подумал: «Нет, определение и не выйду сегодня отсюда живым!»
А Али захохотал. Голуби, сидящие на стенах, поднялись и закружились над задранными задницами молящихся но славу эмира. Это видели только двое Ре кланявшихся — эмир и Али, а смеялись все, кроме эмира и судей, смеялись про себя, Али же смеялся за всех громко, но всю мощь своей груди, глядя эмиру в глаза.
Бурханиддин объявил заседание закрытым. Какой уж там а’лам! Какая фетва! Сказал, что вечером будет последнее заседание, а завтра — казнь.
1019 год. Шамс ад-давля назначает Ибн Сину везирем. Дает ему титул «Честь царства». Теперь Ибн Сина Может и поучать. В первую очередь он предостерегает эмира от распрей между тюркским и курдским населением. Этот конфликт станет потом узлом века, и его не сможет предотвратить даже гениальный Низам аль-мульк, Ибн Сина предчувствует далеко идущие последствия этого конфликта. Но… Шамс ад-давля, набрав войско из тюрков, ставит начальником над ними… курда Тадж аль-мулька. Порох соединяет с огнем…