Выбрать главу

Через них разные народы Земли отдали уже энергию своего Духа в общую духовную Энергию Земли, какую она, не краснея, может отдать потом, согласно учению Ибн Сины, Вселенной…

XVI «Не думают того, сколько стоит кровь человеческая…»[240]

Али получил письмо от Бурханиддина-махдума… Вот уж, поистине, подкинь яблоко вверх… Пока оно вернется, столько может всего произойти!

Маленький синий конвертик. Белый лист бумаги. Черные буквы. Строчки ровные, похожие на узор.

Али поднял глаза на посыльного: молодой мулла в чистой белой чалме, с бледным, будто заплаканным лицом печальными умными глазами… взял у Али с чуть приметным поклоном письмо и стал читать:

«Никакого Ибн Сины нет. И не было… Действовало тайное общество исмаилитов, которое все своп труды подписывало одним этим несуществующим именем. Ты скажешь: «А Джузджани?!» Я тебе отвечу: «Вспомни, как Ибн Сина продиктовал ему рассказ о своей жизни? Как человеку, которому НЕ ДОВЕРЯЕТ, ибо нет в «Жизнеописании» ни слова о Махмуде. Джузджани, если он и был, это всего лишь служка, бумагу нарезать, под диктовку что-нибудь написать, веши уложить. Ты гибнешь за несуществующее. Беги, Я сам спрячу тебя. Переправлю вместе с Муса-ходжой в Россию. Власть эмира держится последние дни. Ты молод. У тебя даже не было еще жены.

Я вижу, ты молчишь, ты ошарашен… Крестьянин есть крестьянин. Ты прав: от вас сок яблоку, от нас — червь. Жизнь каждого из нас — повторение прожитой уже жизни. Человечество — пластинка, которую кто-то от скуки ставит и ставит на граммофон. Все происходит так, как уже происходило, И потому твоя смерть — поверь — ничего не изменит.

Ты думаешь, твои смерть прибавит света человечеству, того света, в который должна перейти вся, материя: природе и человек? Я не верю в это, хотя меня самого пронзила однажды эта мысль, будто все мы в конце концов должны превратиться в Свет, коим и живет, и наслаждается, и самоуправляется Вселенная, И Хусайн об этом писал.

А еще однажды я вдруг понял, что и осенний листопад может сбить с орбиты Землю, как сбивает ход телеги лишний седок. Тогда твоя смерть за Ибн Сину может действительно произвести смещение но Вселенной. Но и это не произойдет, даже если я выйду вместе с тобой умирать за Хусайна. Пластинка крутит старую песню… Был уже Али. Умер за Ибн Сину. Что изменилось?

Завтра другой Бурханиддин будет его судить… Прости, что выливаю на тебя ушат ледяной воды своих мыслей. Я сгораю со стыда за то, что сотворил. Знай: нет в этом мире ни зла, ни добра. И бога нет. Ничего нет. И люди — болезнь Земли, плесень на шарике. Когда-нибудь Земля освободится от нас, скинет с себя и станет чисто, истинно жить. Так что твоя смерть но имя славы или позора Ибн Сины никакого смысла не имеет. Ты сам видишь. Живи и прости меня».

Свет померк в глазах Али.

Ибн Сину, умирающего, принесли в Хамадан, в дом Абу Саида Дахдука, у которого он скрывался 14 лет назад.

«Ибн Сина омылся, — рассказывает Джузджани, — покаялся, роздал оставшееся имущество беднякам, исправил свои прегрешения перед теми, кого обидел, и отпустил на волю рабов.

Он преставился в первую пятницу месяца рамазана в год 428 (18 июня 1037 года) и погребен в Хамадане» — недалеко от мавзолея Эсфири и огромного каменного Льва, возле городской стены, со стороны кыблы. «А по прошествии восьми месяцев, — пишет неожиданно Байхаки, — был перевезен в Исфахан (?). Там и погребен в мавзолее Ала ад-давли (?!), расположенном за чертой внутреннего города, у ворот квартала Кун-Гукбад, где Ибн Сина и жил».

Когда Хусайна несли по пустыне, птицы сделали над ним тень из крыльев, — сказал народ.

Ибн Сина умер тихо, и мир не содрогнулся. Лишь единицы заметили, как от этой смерти отяжелела душа мира.

После его смерти повсюду повторяли такой стих:

Я наблюдал, как лечил людей Ибн Сина, Но сам он погиб, гнусной смертью запертый. Не исцелив то, над чем трудился в «Исцелении», —

то есть души, (имеется в виду «Книга исцеления» Ибн Сины.)

И не спасся от смерти Спасением.

(имеется в виду его «Книга спасения»).

Есть предположение, что это написал придворный поэт Махмуда Санаъи. Фаррухи реабилитирован смертью — он умер раньше Ибн Сины.

Сегодня над мавзолеем Ибн Сины возвышается башня с двенадцатью гранями — символ двенадцати наук, которыми он овладел. Кто притронется к ней, — верит народ, — излечит тело и душу.

вернуться

240

Надпись Микельанджело под его рисунком распятого Христе.