И вот теперь, читая забытое это послание, как чужое, думаю: ведь серьезные вещи сказаны и по делу, и нет в письме никакой «антисоветчины», никакого «диссидентства»!
Но как же я был наивен! При всех своих мытарствах, я все же в какой-то степени верил в некоторых наших «руководителей» и думал, что они все же исповедуют в какой-то мере идеи советские, о которых порой так прочувствованно вещают. Некоторые – может быть. Но большинство, увы, ВСЕГДА думали только о своем личном благополучии! И о том, чтобы угодить своему начальству. НИКОГДА не отказывались они от малейшей возможности улучшить свое материальное положение. Именно СВОЕ. Для них всегда было: «Ад – это другие» – так сформулировал их идеологию французский писатель Жан-Поль Сартр.
О литературе если кто и думал у нас, то такие, как А.Т.Твардовский, Юрий Трифонов, А.И.Солженицын, Иван Ефремов («Час быка», «Лезвие бритвы», «Таис Афинская»), Юрий Нагибин, Явдат Ильясов («Заклинатель змей»), Чингиз Айтматов, ну, еще десяток-другой писателей из тех ДЕСЯТИ ТЫСЯЧ, что составляли численность Союза Советских Писателей. О функционерах партийных высокого уровня, естественно, не приходится и говорить. Литература для подавляющего большинства не только начальников, но и многих «писателей» стала не более как дойная корова, которая дает «материальные блага».
(Что ж удивляться тому положению, в котором мы все оказались теперь, в начале Третьего тысячелетия. У власти ведь ТЕ ЖЕ, а то и хуже, а настоящих писателей почти не осталось…)
Ну, в общем первый машинописный экземпляр Письма я принес в Правление Московского отделения Союза Писателей и отдал его Первому секретарю, Ф.Кузнецову. Для начала.
Реакция была вполне понятная: Феликс Феодосьевич меня убедительно попросил больше никуда письмо не посылать и заверил, что сам передаст, куда надо, примет меры и т.д. Естественно, я в это не очень-то верил, но он предложил мне немедленно отнести в издательство «Советский Писатель» рукописи для сборника снова.
(Перечитывая это свое письмо теперь, в 2019-м, вспоминая подробности, ПОНИМАЮ, какое действие произвело оно на Феликса Кузнецова и на тех, кому он мое письмо показывал. Ведь я посягнул на самые-самые основы их безоблачного благополучия! И представляю, каким ЖИРНЫМ шрифтом вписали они мою фамилию в Черный список своих заклятых врагов. Многие из тех, бывших, как, в частности, и Кузнецов, покинули этот мир, но кое-кто и остался. Остался наверняка и Список. А те, что остались, по-прежнему наверху Пирамиды, как и новые, которых Пирамида очень даже устраивает. Девяностые, может быть, слегка ее пошатнули, а вот «нулевые» и последующие только укрепляли ее. Что теперь и наблюдаем. Но если в период моего «Хода конем» какие-то представления о честности, благородстве еще оставались, оставался и страх у кое-кого «в верхах», то теперь, похоже, и страха нет никакого, а уж о честности и благородстве несерьезно даже и говорить. «Ты, что, пацан, с дуба рухнул? Что за словечки ты лепишь, блин? Иди, работай, лошара, и скажи спасибо, что пока цел…»)
Принял меня аж сам директор Издательства… Сейчас уже не помню, что конкретно он говорил, но то, что я у них на особом положении, уже тогда было ясно. И смотрел он на меня явно с подозрением. По-моему, они так и не понимали того, о чем я пишу, но это, тем более, вызывало у них подсознательный страх.
Сделал ли я ошибку, не послав письмо во все перечисленные инстанции, начиная с главной – ЦК КПСС? Но ведь для этого надо было размножить его и послать не только по пяти заявленным адресам, но и нормальным людям – в частности хотя бы, упомянутым в письме авторам опубликованных рецензий. Компьютера у меня не было, а посылать «слепые» машинописные экземпляры неэтично, печатать же вновь и вновь первые экземпляры слишком накладно да и унизительно как-то. Я и так сидел над этим письмом неоправданно много…
Во-вторых же – и это главное, – я вовсе не хотел из писателя превращаться в «диссидента» или в какого-то «деятеля»! Мне важно было высказать наболевшее прежде всего тем, с кем дело имел непосредственно – «литературным начальникам», от которых, как я тогда думал, может быть, хоть что-то зависит. И еще: я ведь продолжал писать свой роман «Пациенты», упорно работал над «Постижением»… Не говоря уже о тех двух книгах («о бабочках»), на которые были заключены договоры – «В Стране Синих Махаонов» и «В поисках Аполлона». А еще именно тогда впервые возникла идея написать эту книгу – рассказать людям о том, что у нас происходит! Поведать «Историю моего писательства в Советской стране», которая, как я понимал, далеко не только мое личное дело…