Выбрать главу

«Он, что, не понял главного? – вспыхнуло во мне. – А почему же тогда Пирамида?»

Надо сказать, что я не сразу все это понял, но четко почувствовал: происходит ОПЯТЬ ТО ЖЕ САМОЕ. Я попытался это выразить в своем ответном слове, но меня то ли искренне не понимали, то ли не хотели понять, Все, только что в принципе хвалившие «Пирамиду», теперь соглашались именно с Первым замом, а мои аргументы как бы вообще не воспринимали. Это было настолько странно, что я был недалек от мысли тут же отказаться от публикации.

Отчасти успокоил меня Главный редактор, Григорий Бакланов:

– Не надо так кипятиться, Юрий Сергеевич! Нам нравится ваша повесть, и мы хотим ее опубликовать. В ближайших же номерах. Но кое-какие наши замечания вам придется учесть. На работу с редактором вам отводится месяц. Подумайте, и завтра же мы ждем вашего ответа.

На этом процедура закончилась. Все разошлись.

Честно говоря, я не знал, что делать. Однако редактор, Эля Мороз, сказала, что поговорит лично с Первым замом, и чтобы я ее подождал в холле.

– Он сказал, что твоя повесть журналу очень нужна, – сказала Эля, выйдя из кабинета Первого зама. – Соглашайся! Мы с тобой постараемся сохранить как можно больше. Не отказывайся. Предложение очень серьезное.

На следующий день я позвонил и сказал, что согласен. Началась работа с редактором.

Все это и многое другое подробно описано в моей «Пирамиде-2». Здесь скажу только, что это была настоящая битва. Редактор Эля во многом шла мне навстречу и во многом – но не во всем! – я с ней соглашался.

Вскоре первая часть пошла в набор, но мы продолжали работать над второй, именно той, которой в наибольшей степени касались замечания Первого зама. Именно в ней я говорил о главном – о порочном пирамидальном устройстве нашего общества и о священном долге честного гражданина, а тем более писателя быть верным своей «личной линии». То есть мужественному отношению к правде жизни и к своей роли «инженера человеческих душ». Кстати, именно тогда Эля сказала мне, что Первый зам очень хотел изменить название моей повести, превратив «Пирамиду» в «Оценочное дело». И если я не согласен, то она посоветовала поехать в редакцию и встретиться с ним, пока не поздно.

– Он вообще любит менять названия. Это его хобби, – сказала Эля.

Я был возмущен и поехал в редакцию немедленно. Встретился с Первым замом и сказал, что категорически не согласен с заменой названия.

– Это меняет всю суть, – сказал я.

– Жаль, – сказал он. – Оценочное дело! Это точно выражает главную мысль вашей повести.

– Нет, – возразил я. – Ее суть гораздо шире и глубже. Я прошу вас оставить мое название.

Опять опускаю подробности, скажу только, что дело дошло до того, что когда Первый зам, уже после выхода первой части, после тщательного редактирования и сдачи второй, внезапно потребовал сократить вторую часть еще на десять журнальных полос, о чем мне сообщила по телефону секретарь редакции, добавив, что это «не для обсуждения, а для исполнения», я решительно сказал: «Тогда я требую снять повесть с публикации».

Никогда не забуду этот день. Сказав это по телефону секретарю редакции, я собрался ехать на дачу к родственникам, чтобы прийти в себя, а к телефону не подходить. Но на пороге меня остановил телефонный звонок. Звонил Первый зам.

– Юрий Сергеевич, вы ставите нас в неловкое положение. Ведь это ультиматум! Как мы можем снять повесть с публикации, если первая часть уже вышла?

– Ультиматум ставите мне вы, – сказал я. – Ни о каком уважении ко мне, как к автору, нет и речи, мы и так сократили все, что можно, и даже больше.

– Хорошо, – примирительно сказал он. – Я вас очень прошу подумать. И внимательно перечитать верстку. Уверен, что вы со мной, в конце концов, согласитесь. А в отдельном издании вы сможете все восстановить. Прошу вас позвонить мне в понедельник.

А была пятница. Я положил трубку и поехал на дачу.

– Что с тобой, – сказал муж моей сестры, мой друг, Валентин. – Ты выглядишь как мертвец, краше в гроб кладут. Что случилось?

Я коротко все рассказал.

Подробности опять опускаю, скажу только, что решил все же не отказываться, а – победить. И сумел сократить повесть на шесть полос, сохранив главную суть.