Любопытно, что повесть была написана суховато, деловито – документально. Но эта документальность не помешала автору написать психологическую повесть. Психологическую повесть на фельетонно-статейном материале»…
Я читал и поражался. Он что, не читал мою повесть? «акт о приемке… есть недоделки…» Неужели он путает мою повесть с рассказом Владимира Войновича «Хочу быть честным»? Причем тут «новый дом», «план», «фельетонно-статейный материал»? Фельетонно-статейного там не было вообще ничего! Ирония – да, сарказм – конечно! Не случайно же Твардовский сравнил меня с Салтыковым-Щедриным… И потом – Нефедова не «принудили» вовсе, он – наоборот! – сказал правду на ответственном собрании, отчего и начался переполох, а конец остался открытым! Посерьезней было дело, чем «неподписание акта приемки дома», почему и называлась в первом варианте повесть «Почем синь неба»! Что же это такое?…
Но дальше было и вовсе странное. Дальше шли квадратные скобки – то есть комментарии самого Кондратовича, сделанные им – слушайте! слушайте! – в 1973-м году! А в квадратных скобках вот что:
«Повесть так и не пошла. Еще одно загубленное произведение. И что совсем плохо – кажется, загубленный талантливый автор. С тех пор я ничего о нем не слышу. Кончил писать? Спился? Спрашиваю некоторых – не знают. Типичная русская история».
(Внимание! Внимание! Прошу запомнить: это, последнее, написано в 1973-м году…)
Но дальше, на следующей странице журнала, запись от 12.6.68 г.:
«Миша (ответственный секретарь журнала М.Хитров – Ю.А.) дозвонился до Галанова (А.М.Галанов – инструктор отдела культуры ЦК КПСС – Ю.А.). Аракчеева он прочитал: «Нет, это совершенно невозможно. Еще Быкова с некоторыми замечаниями можно пропустить (повесть Василя Быкова «Атака сходу» – Ю.А.), а этого никак»…»
Еще одно подтверждение: если бы речь шла лишь об «акте приемки дома», то чего бы так испугался Галанов?…
Я читал все это, перечитывал, и опять великое недоумение вползало мне в сердце. Что происходит? Он, заместитель главного редактора журнала, НЕ ЧИТАЛ мою повесть? И еще… Уже и не говорю о путанице с «Переполохом»… Но – с тех пор ничего обо мне не слышал? И ни в 1973-м году, ни до этого? Как и те, у кого он якобы «спрашивал»? «Кончил писать? Спился?» Интересно.
Уже говорил, что еще ДВАЖДЫ приносил в редакцию рукописи -роман «Обязательно завтра» и «Путешествие». Роман даже рецензировали… Да у меня и рассказов было полно, Инна Борисова об этом знала… А в самом начале 1971-го я был участником «Совещания молодых писателей», на которое попал по рекомендации того же «Нового мира»… И – «ничего не слышал»? «Кончил писать»? «Спился»?… А еще ведь, ко всему прочему, в редакции мой домашний телефон был и моя «авторская карточка»… Как же так? Допустим, Инна Борисова не сочла нужным передать «на редколлегию» мои рукописи (хотя, думаю, неразумно было бы не сказать о них тому же А.И.Кондратовичу…). Но если сам Алексей Иванович так загрустил о «загубленном талантливом авторе», то неужели не мог просто спросить не у «некоторых», а у той же Инны Борисовой? Или взять, например, телефон, позвонить… Или хотя бы поручить кому-то… Раз сокрушался-то… Читаю в журнальном примечании: А.И.Кондратович был на посту заместителя главного редактора по 1970 год. Годы жизни 1920-1984…
И все это время я не только не спивался, не кончал писать, а – толкался и толкался в закрытые двери, в частности, того же «Нового мира»… Об А.И.Кондратовиче после той знаменательной редколлегии с А.Т.Твардовским даже и не слышал (хотя и видел, естественно, его фамилию в списке редколлегии журнала «Новый мир», который продолжал выписывать каждый год)! И, разумеется, понятия не имел о его, Кондратовича, ко мне отношении.
А до 1984-го года было еще много написано «загубленным талантливым автором», в том числе повесть «Карлики» (о ней еще будет речь впереди) и совсем уж большой и, считаю, весьма «новомировский» труд – этакое детективно-социологическое эссе «Постижение», уж точно талантливое, за которое тогда меня если бы не арестовали, то посадили бы в «психушку» немедленно – именно потому, что там все ПО СУТИ, то есть без вранья – я искренне, приводя документальные данные и делясь своим жизненным опытом, размышляю о философии Маркса-Энгельса и о том, как следовали ей наши революционеры, и как следуют ей сегодня.