Конечно, это было не сталинское время, когда за одно «крамольное» слово могли снять с работы, а то и отправить на Колыму, но виза Главлита (то есть подпись цензора) требовалась не только при литературных публикациях. Цензурировалась вся печатная продукция, вплоть до пригласительных билетов…
Так что самым главным было – обойти цензора, добившись его подписи, желательно без прочтения им рукописи, особенно «Переполоха».
«Великолепный пестрый мир»
«Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке…» – писала Анна Андреевна Ахматова, имея в виду Музу.
Да, конечно. Все верно, но только для меня, например, не «ночью». Я жаворонок и никогда не променяю на ночь раннее утро, когда все вокруг только-только еще пробуждается, когда впереди – новый день. Новый День Жизни…
И вот ты – перед чистым листом бумаги. То ли это тетрадь-дневник, и тогда, словно самому близкому существу, ты доверяешь самое сокровенное: бегут, ложатся на бумагу значки-буквы, а в воображении вновь встает пережитое, и ты радуешься или, наоборот, страдаешь, пытаешься разобраться, понять, почему так, а не иначе, жалуешься или, наоборот, восторгаешься, над тобой никто не стоит, тебя никто не учит, ты – Бог и судья, ты учишься сам, ты разбираешь ошибки и предвкушаешь новые события своей жизни, в которых ты постараешься быть лучше, лучше, и войти в гармонию с окружающим Божьим миром, чтобы в еще более полной мере вкушать сладчайшее из всех вин на свете – Вино Самой Жизни…
Или это рассказ, повесть, роман, может быть только еще замысел, наброски, общие мысли… Конечно, тут-то и подстерегает опасность увлечься так, что совсем отойти от реальной жизни, уйти в фантазию – как, у многих писателей, – в создание параллельной действительности, сотворенной тобой, где ты – вершитель судеб, Бог, Творец и высший судья… Понимаю, что сейчас пишу то, что возможно удивит многих – из тех, разумеется, кто УМЕЕТ ЧИТАТЬ и не пропустил главную мысль. «А разве на самом деле не так? – спросит такой внимательный и пытливый читатель. – Разве не все писатели пишут именно таким образом, создавая свою действительность, уходя от посконной «прозы быта» в чистую фантазию, хотя бы на это время – святое время литературного творчества? Разве Бальзак, Жюль Верн, Достоевский, Гоголь, Толстой, Чехов не так создавали свои бессмертные произведения?»
Бальзак и Жюль Верн, пожалуй, соглашусь я, а вот Достоевский, Гоголь, Толстой, Чехов – я уверен! – не совсем так! Достаточно внимательно ознакомиться с их творчеством… И тот, и другой, третий, четвертый – а так же и другие, многие, особенно – повторюсь! – русские, российские писатели весьма мучились вопросами реального бытия. Литературное произведение для таких – это модель и проверка, поиск ПРАВДЫ ЖИЗНИ, ибо никакое произведение смертного человека не сравнится с произведением куда более великого автора – самого Творца.
Да, конечно, жизнь меня подчас весьма и весьма не радовала. Благополучия в моем детстве и в моей последующей самостоятельной жизни, к примеру, конечно же не было и в помине. Однако…
Никогда не забуду одно из ярчайших воспоминаний детства:
«…Маленькие, иногда совсем крошечные крупицы семян я хоронил среди мягких, черных и влажных комочков земли в какой-нибудь консервной банке, а в лучшем случае в круглом горшочке из обожженной красноватой глины: проминал пальцем углубление, бросал туда зернышко, заравнивал сверху, – потом поливал из чашки водой из-под крана… И через какое-то время – о, чудо! – из комковатой земляной поверхности осторожно выглядывал сначала хрупкий белый изгиб стебелька, но вот он распрямлялся, раскрывал две толстенькие светло-зеленые округлые створки семядолей, и из таинственных складочек между ними уже выглядывали нежные, изумрудные, пока еще сморщенные, но быстро увеличивающиеся и распрямляющиеся первые листья. Рождалась новая жизнь… И вот в мрачной моей, убогой, серой комнате удивительным образом вспыхивал источник красоты и добра, огонек прекрасной и вечной жизни, вопреки всему… А что говорить, когда на свежем, юном, выросшем уже зеленом кустике – с главным толстым стеблем, ответвлениями, резными блестящими листьями – появлялись бутоны и, раскрываясь, одаривали нас с бабушкой и сестрой щедрой, роскошной, необъяснимо волнующей, порой даже и ароматной прелестью цветка. Бальзамин! Откуда появился он? Почему? Как могло это хрупкое, нежное чудо родиться из обыкновенной земли и крошечного сухого зернышка?