Дитя её, по заверениям врачей, развивалось нормально, и всё, что требовалось будущей матери, обеспечивалось ей сполна стараниями братьев Элриков и местных властей, благосклонно принявших под своё крыло новую гражданку, тем паче, столь полезную в перспективе. Однако, чем лучше становилось Ноа, тем отчётливее она понимала, что её пути с дорогами братьев Элриков придётся разойтись. Это невероятно печалило Ноа, однако осознание того, что так будет легче всем, внесло успокаивающую ясность. Отныне у неё будет свой путь: её дитя, её новый дар, который она обязательно использует, и использует исключительно во благо.
Эдвард всегда, когда не был занят обиванием порогов и спорами до хрипоты с вышестоящими о собственной отставке, допуске его до теоретических работ и амнистии вернувшимся с того света Кимбли и гомункулам, с наслаждением заново изучал такие знакомые и позабытые улочки и подворотни Централа вместе с Уинри, по которой невероятно соскучился. Он осознал за эти годы очень многое, но отчего-то всё ещё не знал, как сказать самое главное. Словно он вновь стал стал мальчишкой, которому и двадцати-то не стукнуло, который боится даже взять подругу за руку, не говоря уже о чём-то большем.
В его личной зоне ответственности, как он сам считал, оставался ещё кое-кто. Селим Брэдли, самый старший из гомункулов, созданных канувшим в Лету кошмаром двух миров — Отцом. Эдвард был чрезвычайно рад тому факту, что Грумман позволил вернуть мальчонку миссис Брэдли, хотя условия, на которых это стало возможным, были достаточно жёсткими и страшными. Но помимо этого Эд опасался ещё одного: не начнут ли остальные гомункулы и Багровый алхимик мстить Прайду? Пока, конечно, Кимбли не слишком походил на того, кто теперь был способен на подобное, но Эдвард был уверен, что это явление временное.
*
Боль нахлынула внезапно. Нестерпимая, словно тысячи раскалённых игл рвали кожу, ледяные прикосновения обжигали, гигантский пресс дробил кости, а какая-то неведомая сила выкручивала все суставы. Зольф не знал, сколько продолжалась эта изощрённая пытка, но в один момент всё прекратилось столь же неожиданно, как и началось. Конечно, его предупреждали, что процедура болезненна, но эффект превзошёл все мыслимые и немыслимые ожидания.
Он ощутил холод прикосновения узкой руки Ласт к вспотевшему лбу, холодную влагу пропитавшейся потом простыни, боль в горле от спазма, не давшего ему закричать… Досадливо поморщился. А потом, широко раскрыв глаза, попытался вскочить с постели, словно не веря собственным ощущениям.
— Лежите, рано ещё, — доктор Марко не смотрел ему в лицо и всем своим видом выражал неприязнь. — Ещё несколько дней наблюдения. Неизвестно, что и как себя проявит.
Зольфу было наплевать на неприязнь Кристального алхимика. Дело сделал — и чёрт с ним. Зольф неверяще вытаращился на собственную руку. Пальцы были порядочно исцарапаны, и он наконец-то ощущал от этого дискомфорт. Сломанная стопа болела, но Зольф растянул губы в довольной усмешке — наконец-то он чувствовал. Ему чертовски не терпелось испытать новые возможности его алхимии, открыть в себе новые грани собственного таланта, тем паче сейчас всё благоволило к этому, как никогда: потоки энергии ощущались невероятно сильно и мощно. Да и в круге он больше не нуждался. Но раз уж лекарь сказал — рано, значит, стоило выполнить предписания. В этом отношении Зольф всегда был достаточно щепетилен.
— Что там с излечением травм? — поинтересовалась Ласт.
— Не ранее, чем через сутки, — отрезал доктор. — Слишком большая нагрузка на организм.
— А боль, по-вашему, — не слишком большая нагрузка на организм? — прошипела она, сузив глаза.
— Что поделать, — как-то грустно отозвался Марко, разведя руками, от чего у Ласт сразу пропало ощущение какого-либо злого умысла со стороны алхимика. — Ваш камень, — он протянул ей кроваво-красный кругляш.
— Он не исчерпался? — удивилась Ласт, задумчиво проводя пальцем по глянцевой поверхности.
— На удивление, пока нет, — вздохнул Марко, потирая запястья. — Но нет гарантии, что не придётся повторять процедуру.
Он вышел, прикрыв за собой дверь палаты. Ласт повернулась к Зольфу — тот выглядел счастливым, словно кот, объевшийся сметаны.
— Ты как?
— Смотря с чем сравнивать, — бодро отозвался Зольф. — Скажи, здесь же была бритва? Хочу наконец-то привести себя в порядок.
Ласт присела в изголовье кровати и приставила к его шее острейший коготь:
— Тебе так не понравился этот опыт?
Зольф поежился — было страшно, когда острейшие когти-лезвия Ласт скользили по его лицу, — но ответить не успел: дверь без стука распахнулась.
— Зольфу Дж. Кимбли послание из Штаба! — отчеканил молодой военный, опасливо поглядывая на не слишком довольные лица обитателей палаты.
— Давай сюда, — махнул рукой Зольф, жестом отозвал вояку, развернул письмо, пробежал бумагу глазами и ничего не выражающим взглядом уставился прямо перед собой.
— Что там? — Ласт забрала из его рук письмо и обомлела.
Наверху красовалась виза с личной подписью генерал-лейтенанта Груммана. А ниже…
“Настоящим приказываю лишить Зольфа Дж. Кимбли звания государственного алхимика и установить безоговорочное вето на любое применение им алхимии в течение десяти лет. Нарушение сего постановления карается смертной казнью незамедлительно. Исключений настоящим постановлением не предусмотрено”.
========== Глава 31: Finis ab origine pendet/Конец зависит от начала ==========
I hope they cannot see
The limitless potential
Living inside of me
To murder everything
I hope they cannot see
I am the great destroyer.
Nine Inch Nails “The Great Destroyer”.
Весна обновила природу Аместриса особенной, только ей подвластной магией. Небо было синим и ясным, птицы счастливо пели в отведённое им время, всё оживало. Но оживало не только благодаря весне: со страны была наконец снята печать Отца, что сдерживала её дыхание, истинную суть, её алхимию. Как Альфонсу говорила Мэй, теперь-то больше не было той страшной, гнилостной энергии, которую ощущали все выходцы из Ксинга, только попав в Аместрис.
Мэй рассказывала множество интересного об их местном алхимическом искусстве, и Ал вспомнил, как тогда, ещё до попадания на Землю и эпопеи с бомбой, он собирался уехать в Ксинг для его изучения. Конечно, ему было не по себе от предстоящей разлуки с братом, вернувшимся в родной мир, но, разумеется, не вернувшим алхимии. Но его успокаивал тот факт, что уж за время, проведённое на Земле, чему-чему, а жизни без ставших так привычными здесь способностей они оба научились.
Мэй выглядела трогательной наивной девчонкой, которая, широко распахнув глаза, слушала о невероятных приключениях братьев в ином мире и только качала головой и жалела, что ей не удалось тоже почувствовать всех тех изменений в энергии Земли, о которых рассказывал Ал. Особенно её заинтересовало наличие двойников в мирах, что, конечно, обеспокоило Ала — ему совершенно не хотелось, чтобы принцесса Ксинга искала путей на Землю. По его мнению, этим двум мирам стоило существовать отдельно друг от друга.
*
— Десять лет! — Эдвард Элрик задыхался от праведного гнева. — Вы же убьёте его этим!
— Что вы хотите, юноша? — Грумман нахмурился.
— Да то, что Кимбли уже получил своё сполна — он целых двадцать лет прожил без алхимии! — Эд мерил тяжёлыми шагами приёмную Груммана, нимало не заботясь о субординации.
— Я уже понял, что вы весьма о нём печётесь, юноша, — новоиспечённый фюрер усмехнулся в усы. — Но он — преступник. И лично я считаю это наказание чересчур мягким. С учетом того, как его действия осложнили политическую ситуацию на севере Аместриса и подорвали и без того шаткое доверие к нам Драхмы… — Грумман отхлебнул чаю и уставился на Эда. — Прошу заметить, подорвали в самом прямом значении этого слова! И потом, кто поручится за то, что он там и правда провёл двадцать лет без алхимии, а?