Мягко улыбнувшись, я пригладила его растрепанную гриву, нежно провела большим пальцем вокруг сосредоточенно сжатых губ, расслабляя...
– Что ж... Я очень постараюсь... слушаться тебя, Джейми. Изо всех сил. Правда...
Он прислонился головой к моему лбу и устало прикрыл глаза. От него пахло кровью вперемешку с терпкими мужскими запахами – пота, виски, грубо выделанной кожи, а так же влажной шерсти, металла и лошадей. И надо всем этим реял дух первобытной надежности и силы. Иисус твою Рузвельт Христос! Захотелось прижаться к нему, зарыться в его объятья, слиться воедино и никогда не отпускать.
Я безотчетно взялась за пуговицы на его сюртуке, расстегивая их одну за другой. Медленно. Он тоже потянулся к завязкам моего платья. В прошлый раз мы даже не разделись. В безумном порыве многодневного желания Джейми так и взял меня в килте и сюртуке, застегнутом на все пуговицы. А я только задрала подол своего платья...
Сейчас, не спеша, мы раздевали друг друга, нежно целуя обнажавшуюся кожу, слегка подсвеченную трепетом догорающего камина. Я стащила с Джейми рубашку, он развязал мои юбки, расшнуровал корсет. На мне оставалась лишь тонкая батистовая сорочка, почти прозрачная на фоне огня. Я потянула за край его килта...
Тяжелая ткань упала, и я с пьянящим нетерпением нырнула рукой между его ног, мягко сжав такую бархатистую и давно отвердевшую плоть. Он дрогнул и сморщился, словно от боли, по-волчьи резко потянув носом воздух...
Крепкое тело Джейми подалось ко мне, увлеченно откликаясь на ласку, большие руки обнимали, а шершавые ладони нежно гладили мою кожу – от корней волос до самых ягодиц. Он присел на пятки и легко поднял меня, насаживая на свой внушительный орган, налившийся сейчас упругой готовностью. А я, задохнувшись, с силой сжала ногами его бедра, пытаясь, насколько это возможно, забрать его до самой своей глубины.
Джейми стал плавно покачивать меня – сначала медленно, а потом все быстрее... И я почувствовала, как голову заполоняет туман восхитительного, пульсирующего во всех уголках удовольствия.
– Джейми! Да! Пожалуйста! – сладостные помрачения в моем мозгу заставляли судорожно биться в его руках беспомощной, подраненной птахой.
Он тоже взрыкивал хищным горловым звуком, который кажется не мог контролировать. Сквозь прикрытые ресницы я видела яростный оскал его зубов, стиснутых то ли от боли, то ли от наслаждения, или от того и другого вместе.
Крепко ухватив меня своей пятерней сзади за шею, он будто пытался покорить, сделать своею, а я в невменяемом порыве то кусала его, то царапала, то нежно гладила его плечи, шею, спину... то мягко запускала пальцы в его влажные волосы и с силой стискивала их у корней, заставляя Джейми остервенело врываться в мое расплавленное нутро снова и снова. Мир кружился в неистовом, пестром водовороте.
Забывшись, я ухватила его за пострадавшие ягодицы и почувствовала липкую влагу на ладонях. Кожа на ощупь была пылающей, неровной, воспаленной. Джейми дернулся, зарычал еще сильнее и насадил мои бедра так, будто пытался разорвать все мои внутренности. Оказавшаяся в поле моего затуманенного взора ладонь была в темных пятнах. Кровь?
В запале я провела ногтями по его спине, добавляя ему чертовых рубцов. Джейми тут же выгнулся в хриплом крике, и я почувствовала, как вся моя плоть содрогается от его бурных конвульсий, а безжалостные руки ожесточенно стискивают и мнут мое податливое тело. До синяков. Одновременно нечто, сжатое в моем животе до состояния сингулярности, наконец-то вырвалось на свободу, и искрящийся мощный поток прострелил мою голову насквозь, пульсируя космическими разноцветами.
Я тоже закричала, не в силах сдержать внутри себя эту бесконечную мощь, и, почти потеряв сознание, упала навзничь, чувствуя лишь, как ослабевшее тело моего мужа, издав протяжный стон, тяжело и мягко придавило меня сверху.
ГЛАВА 8.1. НЕЛЕГКО БЫТЬ ШЕСТНАДЦАТИЛЕТНИМ (начало)
***
– ИЗВЕРГ! – СКАЗАЛА Я В СЕРДЦАХ, внимательно разглядывая живописные риски, украшавшие эту достойную задницу, когда пыталась привести ее в более менее надлежащий вид.
– Что я опять сделал не так, Саксоночка? – сонно пробурчал Джейми.
Бедолага покорно лежал на животе, упершись лбом в сложенные предплечья, и потихоньку кряхтел, пока я осторожно промокала воспаленные ранки влажной тканью.
– Да это я о Колуме! Никогда не пойму этой вашей справедливости, которая позволяет так унижать и калечить человека.
– Что ж... унижение... это ведь часть наказания... Оу! Разве нет?
– Ты хочешь, чтобы Я тебе об этом сказала? Прости, но специалист по наказаниям у нас – ты.