В результате этих титанических усилий, Айдан вывел его на скрытное местечко за скалой, где они могли бы спрятаться и отлично наблюдать, сами не будучи замечены. И оно стоило всех усилий, это зрелище...
Джем как сейчас помнит каждую мелочь, навеки впечатанную в его завороженный мозг. Девица была в тонкой сорочке, но та, промокнув насквозь, облепила ее плотную фигуру настолько, что для него совсем не осталось тайн в ее теле. Кажется, ничего аппетитнее он не встречал в своей жизни. Не то, что те худенькие тельца в душевой...
И сладостная тяжесть снова, как тогда, и даже еще сильнее, заполнила все его существо, ошеломленно наблюдавшее за тем, как ее налившиеся колыхающиеся тыквочки грудей всплывали над поверхностью воды, когда она погружалась в ручей, и как упругие ягодицы, облепленные мокрой тканью, ходили ходуном, заманчиво сотрясаясь, когда она вставала из воды в полный рост. Джем закрыл глаза, чтобы больше не видеть лучезарных взглядов фройлян, и попытался привести сумбур своих собственных мыслей в порядок...
– «Может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не погорело платье его?» (Притч. 6,27) – в это время вопрошал его отец, проповедуя.
«Господи, о чем это он?» – мысли Джема в этот момент пребывали в его собственных штанах, где опять не вовремя оживились последствия его греховных воспоминаний о томных прелестях фройлян Хэльды.
Он с ужасом глянул на соседей, не заметил ли кто неуместного побуждения его бойкого приятеля и, скромно потупившись, прикрыл предательское место шапкой, приняв позу защитника ворот перед пенальти. Со стороны это выглядело, будто благонравный прихожанин смиренно склонил голову перед Господом. Он попадет в ад...
– «Глаза у них исполнены любострастия и непрестанного греха» (2 Пет. 2,14). Как через блудные помыслы в теле возбуждается похотная страсть, так и через сладострастные взгляды в человеческую душу входит вожделение...
У несчастного «грешника» складывалось стойкое ощущение, что отец говорит сейчас прямо для него.
– Праведный Иов потому-то и полагал себе зарок: не смотреть на красоту женскую (Иов. 31, 1), так как знал, что «за воззрением следует мысль, за мыслью – услаждение, за услаждением – страстное пожелание, а за пожеланием – и само падение». Кто сразу отвергнет первую причину греха, тому не придется бороться со всеми последующими и усиливающимися искушениями, – убедительно вещал дальше его благочестивый родитель, вглядываясь в прихожан испытывающим взором.
Хорошо ему, у него мама есть!
В этот момент Джем с трепетом чувствовал, как краснеют до самых кончиков ушей его щеки: к несчастью, глаза у парня уже до краев были полны любострастием и, похоже, процесс этот сделался необратимым...
С тех пор каждую субботу, ближе к обеду, они повадились с Айданом смотреть... Зрелище, надо сказать, было весьма любопытное. Хэльда и ее кузина Ингэ вовсю услаждали их взгляды своими спелыми наливными телами, заполняя их неискушенные души и каждую клеточку жаждущего тела неукротимым вожделением.
А иногда вместе с ними появлялась их подруга из соседнего поселения – Кримхильд, худосочная, но очень грациозная и изящная, с маленькой оттопыренной попкой и нежной грудью, которая вполне могла уместиться в ладони – Джем сглотнул – и тогда девицы отрывались во всю, резвясь, визжа и поднимая фонтаны брызг, а их... сочные прелести, пружиня и колыхаясь, доводили мальчишек до радужных звездочек в глазах.
Джем и Айдан, почти лишенные здравости рассудка, хихикали и судорожно вздыхали, представляя себе как бы они слегка пощипали этих дебелых курочек... И да, конечно, черт их дернул отпускать по этому поводу разные смачные замечания своими ломающимися мальчишескими голосами. Но ведь это было так круто, и они в этот момент... чувствовали себя настоящими мужчинами.
А, после, эти сны... Святой Иисус! Где девица, силуэтом так похожая на Хэльду, призывно извиваясь, стягивала с себя мокрую рубашку, стоя напротив солнца, вся в лучиках света от сверкающей воды вокруг. На этом, как ни прискорбно, сон заканчивался, к великому разочарованию его хозяина, и Джем просыпался на рассвете с ужасом от непоправимого, но такого сладкого пробуждения, последствия которого приходилось потом быстренько стирать тряпицей, чтобы не заметила мать.
Для этой цели он даже стал незаметно подсовывать под свой матрац старое полотенце. Но мама, видимо, все же узрела его секреты, потому что через некоторое время старая, заскорузлая тряпка была поменяна на свежую.
Иисус! Джема прошиб холодный пот, когда он понял, откуда она взялась, и краска стыда залила его лицо, и уши, и шею, а потом он вспотел от жара, в который его бросило... Весь день он боялся посмотреть матери в глаза. ______________________________