Выбрать главу

– Пошли, Айд. Я хочу купаться! Можно, па-а? А то правда, – он задергался с мученическим видом, – вся задница жжет и че-е-ешется. И спина тоже. 

– А не пойти ли нам всем вместе, – сказал вдруг Роджер, загоревшись идеей. – Я бы тоже с удовольствием сейчас окунулся. Жара.

– Ну, что ж, пошлите, раз так, – Джейми кивнул мне, – ты идешь, Саксоночка?

– Ну, уж нет. Не буду вас стеснять – еще успею. Я лучше пошлю Брианну или Эми, чтобы они принесли вам что-нибудь перекусить.

– О! Здорово! Я голоден как волк! – Джем запрыгал вокруг меня в нетерпении. 

– Отличная идея, мэм! 

Джейми поцеловал меня в лоб на прощание, задержавшись немного дольше обычного. Я почувствовала, как от его губ умиротворение мягким теплом разливается по всему телу, и, скользнув головой к его плечу, потянула носом надежный, такой утешающий запах, а он заправил прядь волос мне за ухо. И улыбнулся ласково.

– Я буду скучать, mo duinne [(гэльск.) –  моя каштановолосая].

– Ну, надеюсь, что недолго... 

– Ты вроде там утром пекла пирог из ревеня... – Джейми мечтательно вздохнул.

– Ладно, скажу Бри, чтоб захватила, хотя я обещала мальчишкам за огород.

– Будет тебе огород, не сомневайся. Думаю, они уже поняли, что к чему.

Я поджала губы в недоверчивой усмешке.

– Скажи, чтобы они принесли еды побыстрее, бабуля, а то мы умираем! – через минуту услышала я голос внука, быстро удаляющийся по тропе к заводи. – Бежи-и-им, Айдан!

Взглянув вслед уходившему мужу, я поспешила к дому, исполнять настоятельные поручения оголодавших мужчин.

ГЛАВА 11. МОРСКОЙ БОЙ

***

Узлы судьбы мы вяжем сами из нитей радости и слёз; Кто не уколется шипами, тот не познает сладость роз... Весь мир в зеркальном отраженье, чтоб виден духа был полёт, Но нет полёта без паденья, без боли не достичь высот. Вадим Странник

ПОДУРАЧИВШИСЬ ВОВСЮ С пацанятами в холодной воде и выплеснув тревогу, державшую их последние сутки в тяжком напряжении, Джейми и Роджер вольготно разлеглись на прогретом песке и, пользуясь случаем, взялись обсуждать насущные дела Фрейзер Риджа, да и всей общины в целом. 

Виделись они сейчас редко из-за своей крайней занятости, поэтому использовали каждую минуту импровизированного отдыха с пользой. Мальчишки резвились чуть поодаль вместе с Бобби, загребая друг друга грудами горячего песка.

Повернувшись к Роджеру, Джейми полулежал на бедре, опираясь на локоть, и, по своему обыкновению, расслабленно пожевывал травинку. Его могучий, потрепанный всеми ветрами торс надежно загорел на полевых работах. Впрочем, только в кругу самых близких он мог позволить себе обнажить искалеченную спину, так и не привыкнув к этому гнусному ощущению ущербности из-за своих «неблагородных» рубцов.    

Надо признать, со временем это заботило его все меньше. В общине, скорее, знали об его злополучных отметинах. Но «знать» – не значит «видеть», и, повинуясь-таки здравому смыслу, он старался сильно не афишировать свое непочтенное «увечье». Потому и обнажался он прилюдно только в крайних случаях.

Оставив разморенных Бобби и Айдана похрапывать под припекавшим солнцем, Джем подполз на коленях поближе к деду и, пристроившись за его спиной, с какой-то особой серьезностью уставился на его шрамы. Увлеченный разговором с зятем, Джейми рассеянно обернулся на замершего внука, потом еще раз... 

– Ты чего, Джем? – наконец удивленно вопросил Фрейзер, начиная слегка нервничать от такого пристального внимания. 

– Это из-за меня и Мэнди тебя так выпороли? – задумчиво изрек мальчуган и осторожно положил ладонь на горячее плечо деда, в его голосе слышалось искреннее сожаление.

– ЧЕГО?! 

Роджер и Джейми уставились на своего отпрыска, причем глаза обоих мужчин постепенно становились все шире. В них сквозила крайняя степень озадаченности.

– В смысле? С чего ты взял? – наконец, отыскав в арсенале подходящие фразы, проговорил Джейми, насторожено глядя на внука. – Ты часом не перегрелся, а, паренек? Или это крапивная взбучка действует на тебя так хм-м... просветляюще?

– Мне папа сказал... Ты же мне сказал, па-а-ап? – Джем требовательно посмотрел на отца.

– Я???

– Ну, помнишь, вчера ночью... па-а-ап.

Ой, всё! Наконец, до Роджера дошло, о чем толкует его «мудрый» сын, и он лег, постанывая от смеха. Теперь две пары глаз смотрели исключительно на него, одна с сердитым осуждением, а другая с крайним недоумением.