В толпе раздался одобрительный гул. И Джейми просто физически почувствовал, что седеет. Каждая клеточка его тела, и так напряженная до предела, еще больше сжалась. Он ощутил неодолимое желание: сделать шаг вперед и проткнуть лезвием, раскаленным от жара своей руки, черепашье горло этого праведного словоблуда.
Краем глаза Джейми увидел, как вперед выступил Роджер Маккензи. Массивная фигура зятя была скована оцепенением перед опасностью. Джейми узнал его: такое характерное состояние во время охоты или... перед тяжелой битвой.
– Граждане Риджа! – проговорил Роджер довольно размеренно, но от волнения эффект карканья в его горле усилился. – Есть ли на свете б0льший грех, чем нерадивость отца, не воспитавшего сына достойно? Он весь ложится на меня! Мне нет сейчас оправдания! И я прошу у вас прощения за это.
Он склонил голову и постоял минуту. Легкий ветерок играл его жесткими, чуть побелевшими прядями, выбившимися из косы. Потом он поднял глаза и обвел всех тусклым горестным взглядом.
– Мой ребенок... – голос его еле заметно дрогнул, – стоит сейчас перед вами и ждет вашего решения. Но, клянусь, если бы это был один из ваших детей, я б сказал то же самое!
В толпе зашумели, особенно женщины.
– Ты учишь нас Закону Божьему, Маккензи, а твой беспутный сынок что творит?.. – взвизгивали со всех сторон. – Завтра, не ровен час, он пойдет насиловать наших дочерей!.. Ишь, понавыростили нам ублюдков!..
Толпа возбуждалась. Крики раздавались все громче, яростнее. Джейми нутром ощущал, как дрожит каждый нерв Роджера Маккензи – и его, впрочем, тоже – будто стоят они один на один перед стадом разъяренных вепрей. И голос зятя становится все пронзительнее, хотя тот изо всех сил старается выглядеть спокойным.
ГЛАВА 14.2. МУЖСКИЕ СРАЖЕНИЯ (окончание)
Маккензи повернулся всем торсом, закостеневшим от напряжения, в сторону кричавших:
– Нет! Не пойдет! Думаю, он все понял, – он бросил мимолетный взгляд на сына, который опять начал плакать, исступленно растирая заплывшие глаза. – Мы все поняли! Это будет хорошим уроком и для него, и... для меня. Обещаю, дома он будет наказан, как следует! А сейчас, перед этим досточтимым Собранием и перед всеми людьми его, я ручаюсь, что такого больше не повторится, и беру за это ответственность на себя. Надеюсь, мое слово что-нибудь значит для вас?
Он обвел толпу суровым взглядом, и рокот стал стихать, кое-где вспыхивая сдержанными возгласами, что раньше надо было думать и драть малолетних охальников с утра до ночи – без жалости. Но все уже стали гораздо спокойнее в результате.
Джейми перевел дыхание. Он чувствовал холодную руку жены в своей стиснутой ладони. И осознал, что его руки тоже стали ледяными.
– Так вот, – опять возвысил голос Роджер, – повторяю, если бы один из ваших детей стоял здесь, я бы сказал то же самое. Ответьте тогда, люди, кто из нас без греха? Истинно говорю вам, не жестокость спасет нас, но милосердие. Иисус завещал нам! Он был милосердным и спас всех нас! И сейчас – тот самый случай, поверьте! Если когда-нибудь вы или... дитя ваше окажетесь в... беде, – он указал на обессилевших мальчишек, – то сможете рассчитывать на милосердие, потому что ВЫ ПОСЕЯЛИ ЕГО. Каждый из вас, – он вновь окинул людей потемневшим взором, – принимая решение, пусть помнит об этом!
Потом Маккензи кивнул Хираму, отступая назад:
– Я все сказал! И могу только добавить, что НЕ ДАМ рубить руки своим детям! Скорее вы возьмете мою!
– Граждане Риджа! – прохрипел Кромби, явно пытаясь вернуть себе потерянные позиции. – Но вы должны помнить и о том, в какой опасности будут наши дети, если мы откроем этот ящик Пандоры и выпустим Диавола, что возрадуется своей безнаказанности! А мы своей мягкостью поспособствуем этому!..
– Ладно, Хирам! Давай уже голосовать! – это выкрикнул Ронни, и Джейми взглянул на него с благодарностью. – Хватит мучать мальцов. Может, они и заслужили наказания, но не пыток.
Староста сверкнул глазами в сторону Ронни, поджав сухие узкие губы. Но, тем не менее, приступил к делу.
– Итак, люди, кто из вас отдаст свой голос за то, чтобы отсечь сим преступникам их непотребную руку, оскверненную мерзким грехом малакия? Конечно, исключительно во имя спасения их оступившихся душ и в назидание всем остальным, помышляющим о недобром...