Перешагиваю через решетчатую ограду, разделяющую двор и огород, в котором уже года три ничего не выращивается кроме сорняков и сухих кустов. Кожу голени через ткань скребет репейник, вцепившийся в штанину. Похуй, потом оторву.
Почти не моргаю. Мне не нужно смотреть в зеркало, чтобы понять как именно я выгляжу — взгляд мертвой рыбы, расслабленные мимические мышцы.
Курю и копаю. Земля влажная, идет легко. Копаю у самого забора. Темно-красные металлические трубы, на которых держится серый шифер. Конец осени. Под ногами толстый ковер из опавших листьев и гниющих груш. Скрюченные пальцы засохших зарослей малины.
На глубине метра останавливаюсь. На дне покоятся окурки.
Достаю еще одну сигарету.
Левая нога в яме, вторая на ее краю, согнутая в колене. Опираюсь на черенок лопаты. Небо. Темное, далекое, бесконечное небо. Кузя сидит на сырой доске-"дорожке", которые раскиданы по огороду на случай дрянной погоды, куда лучше ходить по дереву нежели склизкому грязевому месиву.
Ощупываю взглядом силуэты соседних домов.
Я не видел нашлепок камер и их светящихся огоньков-глаз, но это не значило что их не было. Я не хотел чтобы кто-то видел, как я это делаю. Этот момент исключительно для меня.
Воткнуть лопату в гору вытащенного грунта. Потемки.
Я докуриваю уже у двери сарая. Щелчком отправляю бычок в траву.
Кузя тут же трется мордой об мое колено. Ему не нравится, когда я курю.
Я присаживаюсь на корточки. Осторожно беру его голову, чешу за ушами.
Я помню, как его принесли мне. Боязливо сжавшийся в комочек щенок. Я помню, как кормил его. Я помню, как играл с ним. Я помню, как в самом начале он боялся меня, как я пытался вытащить его из огрызка старой канализационной трубы, что валяется за домом. Я помню, как бегал по улицам, когда он выбежал через дыру в заборе. Я помню, как он прижимался ко мне. Я помню, как успокаивал его во время раскатов грома. И я помню как его любил. Я и сейчас его люблю.
На периферии сознания возникает мысль — а надо ли оно мне? И я не могу внятно ответить на этот вопрос.
Снимаю с него ошейник. Потрепанный кусок зеленой плотной ткани, тускло подмигивающий мне тронутым ржавчиной металлом. Он ластиться ко мне. Облизывает пальцы.
Я поднимаюсь на ноги. Сжимаю ошейник в ладони. Я хотел сказать что-то о памяти, о надгробии. Но слова не были способны передать все мысли, бурлящие в моей черепной коробке.
Я захожу в сарай. Темно. Лампочки тут нет, а Луна не может сюда заглянуть на этот раз из-за туши дома.
Кузя не следует за мной на свою смерть. Я поднимаю его на руки, прижимаю к себе. Чувствую тепло его шерсти, его сердцебиение. Вношу в чрево пристройки. Он пытается лизнуть меня в щеку.
Я глажу его.
Слез не было. Только решимость.
Он отказывался просто стоять на месте, пытаясь лечь на спину и подставить под мою руку живот. Сжимаю его тело с двух сторон ногами, не сильно.
Вынимаю нож.
Я просто стою над ним и… не знаю.
Я вижу его глаза, окаймленные милыми светло-коричневыми бровями. Карие и зеленые. Добрые, преданные… понимающие?..
Зачем я это делаю?
Моя решимость не исчезла, она все так же растекается по моим конечностям, но я медлю. Еще крепче сжимаю рукоять ножа, почти до судорог. Я чувствую ее неровности через ткань перчатки.
Хватит. Остановись. Еще не поздно.
Я знаю, что могу отпустить его и все, конец, дальше ничего не будет.
Но…
— Прости меня за это, — шепчу практически беззвучно, — я запомню тебя.
Я хотел сделать это быстро. Как в фильмах, играх, книгах и прочем — одно движение, один глубокий порез на горле и быстрая смерть.
Это было похоже на прыжок с крыши, когда ты боишься высоты. Было четкое осознание того, что если я начну, прекратить это уже не получится. Я думал это будет проще. Я столько раз представлял подобный момент, когда я убиваю кого-то. В фантазиях не было колебаний, там все было красиво. Мрачно, жестоко и красиво.
Хватаю его за челюсти, крепко сжимаю их. Рывком прикладываю лезвие к его шее. Погружаю в плоть, почти пилю, а не режу, но… первая мысль — я делаю все тупой стороной. Нож вязнет в шерсти. Собака вздрагивает, жалобно-удивленно скулит. Я чувствую, что даже не поранил его. У меня дрожат руки и ноги.
Дернуть на себя, ничего. Тычок. И опять в жизни все было не так, как в фильмах. Кончик ножа вошел едва ли не на полсантиметра сбоку в шею. Скулеж перерастает в визг и сдавленное рычание. Пути назад нет.