Бесспорно, христианство наложило отпечаток на мировоззрение, которое формировалось у молодого писателя в 1850-е годы. В какой мере на него повлияла господствовавшая в обществе традиционная идеология и насколько сам Ибсен разделял христианские ценности, сказать довольно трудно. Можно с уверенностью утверждать, что в юности он находился под сильным впечатлением от драматических аспектов христианского вероучения — от самой, так сказать, «христианской драмы». Его впечатляли картины извечной борьбы между добром и злом, между Божьим промыслом и кознями Сатаны, между небесным и земным. Его волновала проблема выбора того или иного пути, который человек ассоциирует с двумя полюсами бытия. Но религиозная жизнь как таковая мало его интересовала.
Ибсен всегда ставил человека в центр своей вселенной и сосредотачивал внимание на его личной жизни, а не на взаимоотношениях с некоей высшей силой, стоящей над ним или вне его. Именно индивид является для Ибсена настоящим субъектом действия, и судьба его изображается исключительно в рамках земной, человеческой реальности. Но поскольку Ибсен нередко использует при этом христианскую символику, то нам может показаться, что он более религиозен, чем было на самом деле.
Наиболее отчетливо череда религиозных аллюзий прослеживается в его творчестве с семидесятых годов. Он начинает рассматривать христианство как некую основу для поддержания негативно-авторитарной власти в обществе. Он отмечает, что деятельность священнослужителей всегда сопровождалась навязыванием господствующих ценностей и ограничением свободы индивида. Ибсен также останавливается на теме добровольной жертвы, которую приносят люди, избравшие стезю служения церкви, он размышляет о тягостном бремени монашества и о том, как ослабить теологическое влияние на моральный суд в отношении человеческих поступков. Лишь в наиболее поздних своих стихотворных произведениях Ибсен вновь возвращается к некоторым драматическим аспектам христианского вероучения — возможно, благодаря тому, что около 1890 года был отменен запрет на использование религиозных тем в литературном и театральном творчестве.
Разумеется, Ибсен прекрасно осознавал, какое большое влияние оказало христианство на умы и души людей. Драма «Кесарь и Галилеянин» (1873), которую он считал главным своим произведением, подтверждает это, как и то обстоятельство, что он сам находился под властью «Галилеянина». «Издаваемый мною теперь труд, — писал Ибсен, — будет моим главным произведением. В нем трактуется борьба между двумя непримиримыми силами мировой жизни, борьба, которая повторяется постоянно во все времена, и в силу такой универсальности темы я и назвал свое произведение „мировой драмой“» (4: 701, письмо Людвигу До от 23 февраля 1873 года).
Ибсен был усердным читателем Библии. Вновь и вновь он возвращался к ветхозаветному повествованию о сотворении мира и человека. В «Кесаре и Галилеянине» Максим говорит Юлиану Отступнику:
«Видишь, Юлиан, когда в страшной мировой пустоте клубился хаос и Иегова был один, в тот день, когда Он, согласно древним иудейским писаниям, мановением руки Своей отделил свет от тьмы, воду от суши, — в тот день великий творящий Бог находился в зените Своего могущества.
Но вместе с появлением на земле людей появились и другие воли. И люди, и животные, и растения стали творить себе подобных по вечным законам; вечными законами начертан и ход светил в небесном пространстве.
Раскаивается ли Иегова? Во всех древних преданиях говорится о раскаивающемся творце.
Он сам вложил в свое творение закон самосохранения. Раскаиваться поздно. Сотворенное хочет сохранить себя и сохраняется.
Но два односторонних царства ведут между собой войну. Где он, где тот царь мира, тот двойственный, который примирит их?»
Вот какие мысли излагал на бумаге Ибсен в 1870-е годы, в это поистине переломное время — переломное как для духовной жизни европейского общества, так и для собственной жизни писателя. Однако в начале своего творческого пути Ибсен не оспаривает то, что Бог всемогущ — по крайней мере, в символическом смысле. В юношеском мировоззрении Ибсена нет места бунтующей воле, которая дерзает против Всевышнего. Скорее наоборот — он полагает, что взбунтовавшийся на Бога человек сам становится жертвой последствий, которые влечет за собой его бунт. Зато позже Ибсен начинает смотреть на богоборчество совершенно иначе — в однозначно позитивном свете. Ведь и власть, оказывающая влияние на общество, становится в глазах Ибсена совсем иной: теперь она изображается как секуляризованный и негативный общественный институт.