Последнее, что запомнил Альфонсо – это хрупкую фигуру старого профессора, обшаривающего стену вокруг найденного иероглифа и лунатика, отпихивающего его.
Марта.
Схватки у нее начались, как только она увидела изображение Ишь-Чель. Одно дело знать, что ее ждет, и совсем другое – чувствовать, что это не просто древние сказки первобытных индейцев. Ребенок тяжело заворочался у нее внутри, но она подавила порыв обнять, приласкать, успокоить живот. Инстинкты – прочь! Пока что все идет своим чередом. Страшным и болезненным. Чувствуя, как намокают ее виски, она поглядела на Александра – тот, не разбирая, метался по костям. Светоч и смысл её жизни. Скорее!
Поясницу прошила волна боли, обхватила бедра, потянула за позвоночник. По внутренней стороне бедра потекло. Тело молило подойти к стене, облокотиться на нее найти опору, но она, прикусив до крови губу, сжала бедра и осталась стоять, прямя спину. Она не могла допустить, чтобы Александр ненароком заметил ее состояние и прекратил поиски.
Она не отрывала глаз от Ишь-Чель. Как Ицамна никогда после не изображался молодым, так и Ишь-Чель никогда не изображалась пустой – без дитя под сердцем. Это изображение было единственным. Ей надо продержаться, пока Александр не найдет вход.
Рядом пахну́ло потом. Бородач. Вместо того, чтобы искать, он что-то бормотал про врачей и таращился на ее сиськи. Будут тебе сиськи, мерзкое животное. Только. Пожалуйста. Ищи!
А потом она увидела искомое, закричала что-то. Мимо легким ветром пронесся муж. Несколько секунд страшного ожидания, а потом послышался резкий скрежет камня о камень. Девушка заплакала от облегчения. Они с профессором не ошиблись!
Александр.
Он отпихнул суетившегося профессора и быстро, интуитивно, нажал на центр округлого барельефа. «Ракушка» ушла внутрь и послышался страшный гул, словно вся пирамида сошла со своей оси. Он продолжил давить, но камень перекосило, и он застрял. В какой-то момент он уверился, что придется как-то вытаскивать его обратно, выравнивать в нише, но внезапно он снова сдвинулся и легко провалился под его рукой. В лицо сначала ударила волна удушающе затхлого смрада, которая, казалось, высосала весь воздух из его легких, а потом его снесло каменной плитой, которая вылетела, как пробка из бутылки.
Голову его взорвало чудовищной болью, и, отлетая вместе с плитой прочь, он еще успел услышать чей-то сдавленный визг. Разобрать мужчина это кричит или женщина он не смог, а потом погрузился в небытие.
Альфонсо.
Он отчаянно пытался вдохнуть, но в горло вместо живительного воздуха лезло что-то, напоминающее сахарную вату и цементную пыль. Все прожекторы, кроме одного, погасли. А тот, что остался, истерично мигал, лишь добавляя хаоса вокруг.
- Эй! – прохрипел он, - Все живы?!
Ответом ему была тишина. Израненными руками Альфонсо сбросил завалившие его обломки и сел. В легкие тут же хлынул вожделенный воздух. Пыль почти осела, но пространство пещеры все еще было затуманено мелкой белёсой взвесью.
Шумно дыша и щуря глаза, он попытался определить местоположение спутников и решетчатой дверки, но в подмигивающем сумраке все пространство пещеры приобрело странные, причудливые очертания. Все казалось чужим, незнакомым.
«Эти идиоты могли бы догадаться, что произойдет взрыв. Даже их богам неведомо, какие газы скопились за тысячу лет в этой …», - думал он, вглядываясь в черную пропасть, возникшую в стене и пытаясь догадаться, что за ней – еще одна пещера? Ниша? Проход на другие ярусы? Края пропасти топорщились вывороченными камнями, напоминая акулью пасть, полную сточенных, кривых зубов.
В конечном итоге, он пришел к выводу, что сейчас его не должно волновать, что там. Узнает потом, сидя со стаканом пива перед телевизором. Или коллеги доложат. Сейчас - надо выбираться.
Он попытался подняться, но тут же снова безвольно осел. Боли в ногах он не чувствовал, но что-то явно было не так. Они словно превратились в поролон. Он попробовал снова – с тем же результатом. Паника подступила к горлу.
- Фернандес?! – заорал он, закашлялся и завопил еще громче, - Э-эй! Кто-нибудь?!
Послышались шаги. Мигающая полутьма наполнилась вышедшими из акульей пасти неясными темными силуэтами. Краткий миг облегчения сменился ужасом. Теневые головы и тела топорщились вениками перьев. А через секунду до него дошло, почему они так темны – фигуры с ног до головы были выкрашены черной краской.