- Вы умеете танцевать этот немецкий танец, Модестас? – ласково проговорила Элена, с особым удовольствием смакуя на языке его имя и наклоняясь к нему совсем близко.
Модестас отрицательно покачал головой, глядя прямо перед собой.
- Ну что же вы! Это прекрасный танец! Я вас научу, – вставая и отодвигая от себя стол, произнесла женщина, почти силой вытягивая капитана в центр зала, и скомандовала остальным, – Все идут танцевать!
Асю и Эрика не пришлось долго уговаривать. Осушив более половины бутылки Киршвассера, они уже порядком захмелели и с удовольствием пустились в пляс. Ася старательно повторяла движения за Эленой и Клаусом, и довольно быстро освоила незамысловатый, но очень задорный немецкий танец. Модестас тоже, казалось, перестал смущаться, поддаваясь общему веселью и крепкому алкоголю в своей крови. Музыканты старались на славу, играя одну бойкую мелодию за другой. Ресторан гудел и ходил ходуном от топота ног, отбивающих национальный ритм, напитки лились рекой, все гости уже перезнакомились и переобнимались друг с другом, желая удачи и побед всем без исключения командам.
Киршвассер уже не казался Асе таким обжигающим. К концу второй бутылки она даже смогла почувствовать его тонкий черешневый вкус, а такой чудесной веселой музыки она и вовсе не слышала в своей жизни. Окончательно войдя в раж и отплясывая вместе со своими новыми мексиканскими друзьями какую-то ядерную смесь фламенко и польки, девушка вдруг обратила внимание, что давно не видела капитана. Его мощная фигура хорошо выделялась на фоне всех гостей и постоянно маячила где-то неподалеку, но сейчас она не могла найти его взглядом.
Нетвердо ступая по кающемуся полу, Ася обошла зал ресторана и вышла на улицу. Девушка уже собиралась вернуться обратно, когда ее внимание привлек приглушенный шепот за телефонной будкой. Заглянув за угол, она не без удивления обнаружила своего литовца, вжатого в стену массивной фигурой дородной русской немки, несмело отбивающегося от ее настойчивых ласк.
- Фрау фон Штойнберг, – громко позвала ее Ася, и с усмешкой добавила, – Вы мне капитана не помнете?
От неожиданности Элена отпрянула от мужчины и тот, воспользовавшись ее секундным замешательством, вырвался на свободу и прошмыгнул Асе за спину, хватаясь за нее руками, как за спасательный круг. На щеке и шее литовца пылали ярко-алые следы губной помады, волосы были взлохмачены, а взгляд горел неподдельным ужасом.
- Асенька, оставьте его мне, – ласково проговорила Элена, быстро возвращая привычное самообладание, – Я буду с ним аккуратна.
- Боюсь это невозможно, дорогая, – с улыбкой проговорила девушка, стоя между двух гигантов, – Мы и так уже порядком нарушили спортивный режим. А ваши планы и вовсе могут лишить нашего главного форварда последних сил.
Выдерживая сердитый взгляд хозяйки, Ася вежливо попрощалась, попросив передать от нее благодарность за вечер Эрику, и подхватив Модестаса под руку, повела его к корпусу сборной СССР.
По дороге оказалось, что капитан тоже изрядно набрался. Страх и смущение отступили, уступая место хмелю и сентиментальности. Наваливаясь на нее всем телом, и прижимая к себе так, что у Аси хрустели кости, он, чуть не плача, бубнил ей на ухо заплетающимся языком:
- Аська, спасибо тебе! Ты такая хорошая! Ты меня спасла! Я не знаю, что со мной было бы, если бы не ты…. Она меня проглотила бы там целиком!
- Ну, не, целиком бы не проглотила, только твою самую сладкую часть, – потешалась девушка над его неудавшимся романтическим приключением.
Дойдя до корпуса, Ася остановилась у входа и поправила на капитане помятый пиджак.
- Так, Модя, сейчас заходишь в комнату и тихо ложишься в кровать, – инструктировала она его, стараясь сфокусировать на литовце хмельной взгляд, – Молча, слышишь? Если комсорга разбудишь, нам обоим конец.
- Все ясно! – ответствовал Модестас, – Конец!
Приосанившись, они с максимально возможной в данной ситуации, твердостью и решительностью вошли в освещенный дежурным ночным светом холл корпуса и замерли у двери.
С широкого дивана им навстречу поднялся комсорг. Он был бледный, как полотно, на щеках лихорадочно ходили желваки, а в глазах метались бешеные молнии. Даже в таком состоянии, Ася моментально поняла, что Белов в ярости.
- Молчи, я сама буду говорить, – тихо шепнула она капитану, но тот и так язык проглотил.
Сергей подошел к робко прижавшимся друг к другу ребятам и смерил их холодным презрительным взглядом.
- Сейчас четыре часа утра, – тихо и оттого еще более пугающе произнес он, – Вы забыли, зачем мы сюда приехали?
Ася уже собралась было выдать какое-то логическое объяснение задержке, оправдание или просто смягчающее обстоятельство, но вместо этого предательски икнула. Закрыв рот рукой, она испуганно посмотрела на комсорга.
- Вы еще и пили? – взревел он.
Это был полный провал. Схватив девушку за руку выше локтя, он с силой протолкнул ее в лифт, запихивая следом капитана. Сергей был так зол, что даже не хотел смотреть на них.
Добравшись до последнего этажа, он почти пинком отправил Модестаса в комнату, задержав взгляд на красных пятнах помады на его шее и лице, и потащил Асю к ее комнате.
- Я могу сама идти, – сопротивлялась девушка.
- Я вижу, куда ты сама дошла, – резко ответил он, останавливаясь у двери, – Давай ключ.
- Сережа, посмотри на меня, – ласково проговорила Ася, протягивая ему ключ от комнаты.
- Иди спать, – сухо сказал Белов, открывая перед ней дверь.
- Сереж… – проводя рукой по его вздымающейся от злости груди, промурлыкала девушка.
- Ты хоть понимаешь, что творишь? – наклоняясь к ней ниже и резко скидывая ее руку, громко прошептал комсорг, – Завтра открытие Олимпиады, послезавтра первый матч. Ты хочешь, чтобы его с соревнований сняли? Это все игра для тебя, развлечение?
- Я больше так не буду, – опуская глаза, привычно проговорила Ася.
- И почему я тебе не верю… – грустно сказал Сергей и мягко подтолкнул ее к двери, – Иди. Завтра поговорим.
День открытия Олимпиады, который должен был стать для Аси грандиозным историческим событием, который она могла вспоминать потом всю оставшуюся жизнь, прошел, словно в тумане. Голова звенела и трещала, не давая сосредоточиться на том, что ей говорили, смысл слов терялся в пути от мозга к языку. Ася путалась, неточно переводила и в целом дурно исполняла свои обязанности переводчика и секретаря. Весь день она думала только о том, когда все это, наконец, закончится, и главное – когда перестанет болеть голова.
Только к вечеру ей стало немного легче. Отказавшись от пива в компании немецких коллег из Дома журналистов, она вернулась в корпус сборной вместе с Беловым и Паулаускасом, который выглядел чуть лучше, но все же был не в идеальной форме.
Они зашли в комнату парней и разбрелись по углам, каждый погружаясь в свои мысли.
Ася сидела на подоконнике, поджав под себя одну ногу и упираясь ссутулившейся спиной в оконный откос. Вторую ногу, обнаженную почти до самого бедра благодаря высокому разрезу черного платья, она безвольно свесила вниз. Грустно глядя в окно, девушка неслышно постукивала по прохладному стеклу кончиками пальцев, отбивая ритм барабанящих на улице дождевых капель. Погода испортилась, так же как и ее настроение. Упавшая прядь волос закрывала ей почти половину лица, но ей было лень поправлять ее, и она смотрела на дождь сквозь пелену густых локонов.
Модестас сидел на своей кровати, понуро глядя перед собой, а Сергей читал книгу на своей, или делал вид, что читает. Всем было не по себе из-за вчерашней ситуации, в воздухе висело напряжение.
Ася чувствовала себя безумно усталой. Похмелье уже почти сошло на нет, оставляя после себя только едва уловимую боль в мышцах и горький привкус сожаления. Больше всего ее огорчало, что Белов на нее сердиться. Она сама себе, не то, что ему, не могла объяснить с чего это ее так понесло, в какой момент она забылась и потеряла счет времени, почему не ушла из ресторана раньше, почему позволила Модестасу пить… Почему, почему, почему… У нее не было ответов на эти вопросы, только огромная усталость. Ей надоело оправдываться, надоело стараться выглядеть лучше, чем она есть, все стало как-то безразлично. Она очень хотела, чтобы Сергей перестал быть таким суровым и холодным, чтобы снова улыбался ей, но у нее не было сил хоть что-то сделать ради этого. Поэтому она просто сидела в его комнате и смотрела в окно пустым безразличным взглядом.