Модестас приблизился к ней и коснулся лбом ее макушки.
- Ты мне поможешь? – прошептал он.
- Конечно, – ободряюще похлопала она его по руке чуть выше локтя, и отошла к своей кровати, – Я же обещала.
- Что тебе за это будет? – наблюдая, как она нервным движением собирает разбросанные на кровати вещи, спросил литовец.
- Ты лучше спроси, что им за это будет, – напряженно хихикнула девушка, не оборачиваясь на мужчину, – «Девятки» лишаться должностей, лейтенанта под трибунал. А со мной что случиться? Домой отправят первым же рейсом и все.
Ася обернулась и, посмотрев на него долгим пронзительным взглядом, вдруг улыбнулась.
- Папа накажет, – наклоняя голову набок, проговорила она.
Модестас внимательно смотрел на нее, будто пытаясь угадать, что стоит за этой легкостью и нарочитой веселостью, насколько он вправе просить ее о такой помощи, есть ли на самом деле риск для нее.
Сложив все платья, включая голубое, в аккуратную стопку, Ася остановила на ней невидящий взгляд и произнесла тихим голосом:
- Ты понимаешь, что это навсегда? Ты никогда не сможешь вернуться.
Капитан медленно подошел к ней и, развернув к себе, наклонился и невесомо поцеловал в губы. Она не знала, что это – благодарность, прощание или, может быть, прощение. Но в этом поцелуе не было и тени той бурной страсти, к которой она привыкла и которая всегда сопутствовала их былым отношениям, только бесконечная нежность и томная чувственность. Никогда раньше он не касался ее губ так ласково и бережно, никогда не обнимал с такой теплотой и чуткостью.
Задумчиво проведя рукой по ее волосам, он низко опустил голову и отошел к двери.
- Накануне полуфинала, во время завтрака, – тихо сказал Модедстас и вышел из комнаты.
Как только за литовцем закрылась дверь, Ася прерывисто выдохнула, и устало опустилась на кровать, смяв в руках аккуратно сложенные платья.
Девушка давно вычислила свою свиту, отчасти потому, что они не особо и скрывались. Также она довольно быстро поняла, что их целью является вовсе не слежка и выискивание компрометирующих фактов, а элементарное обеспечение ее безопасности, в том числе и от самой себя. Отец простил, но не забыл ей случай в Эссене, поэтому во всех заграничных поездках ее теперь сопровождали почтительные, но внимательные глаза сотрудников девятого подразделения Комитета Госбезопасности. Ася прекрасно понимала мотивы Андрея Антоновича, не осуждала и чувствовала себя в этих условиях вполне комфортно. То, что ей простили в прошлом году, приняв за подростковую шалость и девичью глупость, в преддверии отъезда в Вашингтон могут и не простить. Маршал страховал ее, и дочь была ему за это благодарна.
Ася знала протокол – в случае потери наблюдаемого объекта из вида, при отсутствии информации о его местонахождении более пятнадцати минут, прикрепленный «хвост» был обязан сообщить об инциденте старшему по званию. Далее следовала общая тревога и передача информации всем контролирующим органам. Девушка проверила все это на собственном опыте, когда несколько лет назад, накануне назначения на должность Министра обороны, маршал всерьез опасался неприятностей со стороны политических противников его кандидатуры и счел необходимым приставить к своим дочерям усиленную охрану. Не понимая всю серьезность положения отца, Ася тогда восприняла это исключительно, как грубое вмешательство в свою жизнь и нарушение своих личных прав и свобод. Девушка отчаянно сопротивлялась, и полковник Родионов провел не один час за терпеливыми попытками разъяснить ей смысл этой временной меры.
Однако все было напрасно, с каждым днем возмущение только росло в ее ветреной подростковой голове, и они с Нелли не придумали ничего лучше, чем в знак протеста прилагать все усилия, чтобы уйти от наблюдения. Девчонки превратили эту затею в увлекательную игру, словно заправские шпионы, плутая по узким улочкам центра столицы, прячась в подсобках магазинов и парикмахерских, забираясь по пожарным лестницам на крыши домов. Однажды им действительно удалось скрыться, ловко прошмыгнув через подвал букинистического магазина на противоположную сторону дома, и далее петляя дворами выйти на другую улицу. У них получилось оставаться незамеченными чуть больше четверти часа, пока на выходе из очередной арки их не перехватил вооруженный наряд милиции. Только тогда Ася поняла, что кроме нее здесь никто не шутит и не играет, и что система работает. В Мюнхене, на враждебной капиталистической территории, она должна была сработать еще более четко и организованно. Это значительно увеличивало шансы Модестаса на успех и одновременно повышало уровень возможных последствий для нее. Последствий, которых будет уже не исправить.
В пятом туре группового этапа сборную СССР ждал трудный соперник – команда Пуэрто-Рико. Они славились своей силовой, изматывающей соперника, манерой игры и на нынешнюю Олимпиаду привезли один из лучших составов за всю свою историю.
Матч складывался для советских спортсменов непросто. Привыкнув к легким победам, они столкнулись с неожиданным для себя прессингом в рамках высококонтактного стиля пуэрториканцев. Лидерам почти не давали играть, вынуждая фолить, а наигранные комбинации рушаться о железобетонную защиту. Ребята теряли самообладание, с каждой минутой допуская все больше ошибок и получая все больше штрафов.
За несколько минут до конца встречи соперник опережал СССР на несколько очков, и казалось, первое на турнире поражение уже неизбежно. Ася сгрызла себе все ногти, наблюдая, как разваливается обычно строгая и эффективная линия игры сборной, разбиваясь на рваные нервные эпизоды. Она поняла, что все уже на пределе, когда всегда такой аккуратный и миролюбивый Ваня, не выдержав опеки назойливо висящего на нем защитника, будто специально заехал ему локтем в глаз, получив при этом технический фол.
Надежду на положительный исход давало только поразительно спокойное и сосредоточенное лицо тренера, который не паниковал и не дергал спортсменов, сохраняя стратегию игры, и исключительная результативность Сашки Белова. Казалось, в этой атмосфере всеобщего напряжения его талант только сильнее раскрывался и чем больше на него давили, тем точнее были его броски, жестче проходы, вернее передачи. Именно благодаря ему сборной все-таки удалось вырвать победу в этом изматывающем матче, опередив соперника на несколько очков буквально на последней минуте встречи.
Вечером после игры уставшие и опустошенные баскетболисты молча разошлись по своим комнатам. Ася тоже направилась к себе, решив дать Сергею отдых, в том числе и от себя. Но, не выдержав и двух часов, все-таки направилась по знакомому маршруту к комнате любимого, и по привычке без стука прошмыгнула в незапертую дверь.
Белов был в номере один. Неподвижно сидя на своей кровати и упираясь в нее руками, он напряженным взглядом сверлил пустую кровать напротив себя. Одного взгляда на него Асе было достаточно, чтобы понять – Модестас рассказал ему о побеге.
Девушка подошла ближе и, опустившись на пол у его ног, положила руку ему на колено.
- Сережа, – тихо позвала она мужчину, который, казалось, даже не заметил, что она вошла.
Белов перевел на нее опустошенный взгляд и молча накрыл ее руку своей. Девушка напряженно смотрела на него, пытаясь найти какие-то правильные слова, но мозг не выдавал никаких готовых решений, лишь сердце мучительно сжималось при взгляде на уже знакомый немой вопрос в его глазах. Точно такой же, как она видела в тот день, когда в тесном кабинете тренера одним движением, без объяснений и комментариев, разорвала их связь.
- Ты знала? – вглядываясь в ее лицо, спросил он.
Ася не ответила, только опустила голову и сильнее сжала его колено рукой.
- Конечно, знала, как еще, – констатировал он, снова поворачивая голову к кровати капитана.
- Не расстраивайся так, – проговорила Ася в попытке поддержать его, но слова прозвучали какими-то пустыми и жалкими, и лишь эхом разнеслись в напряженной тишине комнаты.
- Он ничего слушать не хочет. Литовский баран! – зло проговорил Сергей.