- Хорошо, спасибо, – ответил Модестас, поджимая губу и явно теряя терпение.
- И еще. Я хотела тебе сказать, – медленно проговорила девушка, так и не решаясь поднять на него глаза, – Что я тебе очень благодарна. За все.
Ася, наконец, посмотрела в лицо литовцу, который продолжал молчать.
- Ты был рядом со мной, когда мне было очень трудно, – запинаясь, продолжала она, – Я не знаю, что бы со мной было, если бы не ты. Ты лучший человек из всех, кого я встречала в жизни. Я никогда тебя не забуду.
- Обычный я, – тихо сказал Модестас, пряча глаза.
- Нет, для меня нет, – настаивала Ася, – Ты самый добрый, самый искренний, самый честный…
- Да ты меня не знаешь совсем! – резко прервал ее капитан, – Придумала себе героя!
- Не говори так, – воскликнула девушка и, приложив руку к груди, горячо добавила, – Я все про тебя знаю. Ты – часть меня, ты вот здесь и так будет всегда.
Ася заметила, как у капитана задрожали руки. Он нервно засунул их в карманы, продолжая пристально смотреть на нее.
- Я поспорил на тебя! – вдруг выпалил он, – Поспорил, что лишу тебя девственности.
- Как это? – не поняла Ася.
- Членом, Аська, членом, как еще? – надрывно рассмеялся литовец.
Девушка смотрела на него непонимающим взглядом, будто он говорил на другом языке.
- Этого не может быть, – еле слышно проговорила она плохо слушающимися губами, – Ты врешь.
- Спроси у Болошева, он свидетелем был, – с ехидной ухмылкой на лице, проговорил капитан, – Твой добрый и честный Модестас трахнул тебя на спор!
Ася судорожно сглотнула и отвернулась. Она больше не могла смотреть на его искаженное кривой усмешкой лицо, на лихорадочно бегающий взгляд, на нервно подрагивающие скулы. Обида и стыд подступили к горлу, сжимая его, будто тугой петлей, на глазах выступили слезы.
- Реветь собралась? – зло прокомментировал капитан за ее спиной.
Но девушка его не слышала. Она стояла, безвольно опустив руки и глядя прямо перед собой, пытаясь осознать происходящее. Мысли цеплялись одна за другую и никак не хотели выстраиваться в ровную логическую цепочку. Она никак не могла поверить, что он способен на такую бесчеловечную игру и холодный расчет, способен так унизить и предать ее.
Ася зажмурилась и схватила себя за виски, будто пытаясь руками ухватить ускользающую ниточку истины. Внезапно одна единственная, но четкая и простая мысль, разрезала сознание, будто молнией озаряя весь погрузившийся в хаос разум, расставляя все по своим местам.
«Мы квиты», – прозвучало в голове ровным голосом остывающего рассудка.
Ася выпрямилась и обернулась на капитана, который продолжал молча наблюдать за ее внутренней агонией. Она заслужила эту пощечину, – за все безразличие и пренебрежение, за предательства и измены, за все унижения и обиды.
За то, что никогда не видела в нем равного себе.
Его поступок вернул их к истоку, обнулил счет. Не осталось ни праведников, ни нечестивцев, ни чистых, ни грязных, ни добрых, и ни злых. Были только они с Модестасом, просто люди, которые так сильно хотели согреться, так близко прижимались друг к другу, что ранили себя своими же шипами.
Капитан смотрел на нее, не отрываясь, будто под гипнозом этих светящихся холодным блеском угольков.
- Мне нужен один час, – тихо сказала Ася и вышла из комнаты.
Оказавшись в коридоре, она устало прислонилась к двери и закрыла глаза. По щекам потекли слезы. Боль и обида были так велики, что она с трудом могла дышать, но ее собственная вина перед ним была для нее еще больше.
Ася не видела, как к обратной стороне двери тихо подошел капитан, как прислонился к ней холодным лбом и горячей напряженной рукой, как с трудом вдохнул вдруг ставший таким вязким и бесполезным воздух.
- Будь счастлива, любимая, – не услышала она его беззвучный шепот.
- Будь счастлив, любимый, – не дошел до его слуха ее тихий ответ.
====== Глава 33 ======
Вновь у судьбы меняются планы,
С неба вернулся брошенный камень.
Было одним – стало другим.
В долгой цепи замыкаются звенья.
Каждый звонок, как состав преступления.
Держит меня Иерусалим.
Ровно дыши,
Капитан моей распущенной души.
В этом городе так странно звучит
Безвоздушная тревога.
Жить не спеши,
Не сдавайся, не меняй на гроши.
Разгорится и погаснет в ночи
Безвоздушная тревога.
Би-2 «Безвоздушная тревога»
Ася вышла на залитую прозрачным утренним светом улицу и направилась в сторону Дома журналистов. У нее был заготовлен примерный план передвижений, но сейчас она настолько погрузилась в свои мысли, что шла, не разбирая дороги, и ноги сами вели ее привычным маршрутом. Свежий осенний ветерок высушил слезы, и постепенно, шаг за шагом, сдувал с ее раненной души обиду и злость, оставляя лишь горький привкус потери и светлую грусть.
Девушка была не склонна таить обиду, не так воспитал ее отец. Маршал говорил дочери, что обида – это удел слабых людей, которые не находят в себе ни смелости, чтобы дать отпор врагу, ни великодушия, чтобы простить его. Он любил повторять слова Сталина, которые тот сказал ему однажды за столом: «Никогда ни на кого не обижайся. Ты человека прости или убей».
Ася всегда предпочитала второе. Тех, кто разочаровывал ее, ранил, случайно или намеренно, она без жалости и сожалений вычеркивала из своей жизни. Она даже не тратила силы и время на месть, потому что человек попросту переставал для нее существовать, и ей было уже все равно – будет он наказан или нет.
С Модестасом эта проверенная схема почему-то категорически не срабатывала. Причем с самого начала. Еще тогда, прошлой осенью, когда он посмел без разрешения дотронуться до нее. До нее! Признанной принцессы московской элиты, «золотой девочки», одного движения тонкого пальчика, которой хватило бы, чтобы лишить его всего – профессии, будущего, даже самой свободы. Но она простила его тогда, прощала сейчас, и была готова простить все, что он когда-либо сделает и о чем она никогда не узнает. Чем дальше Ася уходила от корпуса сборной СССР, тем яснее видела, насколько его поступок был мелким и незначительным в масштабе их судеб. Судеб, которые никогда больше не пересекутся в одной точке.
Подставляя лицо ласковому солнцу, девушка думала о том, что никто и никогда не сможет заглянуть в душу другого человека и наверняка понять истинные мотивы его поступков и решений, прочитать его чувства и мысли. Мы можем лишь догадываться, надеяться, верить. И Ася верила. Верила, что сможет исправить его ошибку, а вместе с ней и все свои, основываясь на единственном святом праве – праве любви.
Девушка грустно улыбнулась сама себе. Какая ирония! Осознать, что этот мужчина, которого она ни во что не ставила, использовала, походя унижала, даже не замечая этого, воспринимала, как должное, оказался так бесконечно дорог и необходим. Все было так сложно, а вместе с тем оказалось до смешного простым. Она любила его, любила с самого начала, и чем крепче и сильнее становилось в ней это чувство, тем яростнее и больнее она ранила его, будто проверяя на прочность. А он все сносил, ни на мгновение не отступился. Преданный, надежный, родной…
Ася не видела в этой любви ничего предосудительного или противоестественного, не находя в ней никакого предательства или измены по отношению к Белову. Она любила Сергея всем сердцем, но ее душа принадлежала Модестасу. Как глупо было пытаться выбирать между ними, бездумно повинуясь впитанным с детства традициям моногамного общества, твердящим, что этот выбор необходим. Как наивно с ее стороны было полагать, что отрезая от себя половину, она сможет быть счастливая, пока вторая истекает кровью.
Перед лицом неминуемой разлуки это осознание пришло так внезапно и полно, что Ася захлебнулась им, наговорила много слов, пытаясь выразить свои чувства, но так и не осмелилась сказать ему в глаза о своей любви. Его свобода станет ее признанием, его исполнившаяся мечта и новая счастливая жизнь сотрет их взаимные ошибки, сохраняя только свет и тепло, которые они успели оставить друг в друге.