Подходя к Дому журналистов, Ася еще издалека увидела, что там закрыто. В такое ранее утро это было предсказуемо. Девушка все-таки дошла до центрального входа и, показательно подергав ручку двери, чтобы хоть как-то объяснить свой маршрут, свернула за угол. Пройдя несколько сотен метров между домами, она вышла на параллельную улицу и пошла в обратном направлении.
Сосредоточившись, наконец, на истинной цели своей утренней прогулки, Ася стала внимательнее оглядываться по сторонам, оценивая возможные пути ухода от наблюдения. И чем больше она всматривалась в широкие прямые улицы, аккуратные жилые корпуса, административные и тренировочные объекты, стоящие на почтительном расстоянии друг от друга, тем больше злилась и отчаивалась.
«Надо было быть идиоткой, чтобы согласиться на это!» – пронеслось в голове у девушки, когда она проходила мимо здания тренажерного зала с огромными панорамными окнами, сквозь которые она увидела, как самые дисциплинированные атлеты уже начинали свои утренние занятия. Вся олимпийская деревня была будто создана для тех, кто не просто ни от кого не прячется, а скорее наоборот, желает постоянно быть на виду. А почему нет? Они приехали сюда, чтобы продемонстрировать всему миру свои достижения, показать себя. Эта атмосфера открытости и единения всех спортсменов мира, которая прослеживалась даже в прозрачных стенах спортивного зала, в широких улицах и тротуарах, простых формах незатейливых зданий, и которая так радовала ее по приезду, теперь раздражала и злила. На что она рассчитывала? Здесь не было ни кривых улиц старой Москвы, ни череды магазинчиков с тайными переходами из одного в другой, ни многометровых подвалов, ни проходных дворов. Этот игрушечный город был создан для людей, которым нечего было скрывать, которые ничего не боялись и ни о чем не беспокоились, здесь было не место преступникам и заговорщикам. Не место им с Модестасом.
Когда до корпуса СССР оставалось не больше двухсот метров, Ася окончательно пришла в отчаяние. В последней попытке найти хоть какую-то лазейку, прежде чем совершить безумный шаг и покинуть Олимпийскую деревню, она решила сделать крюк, обойдя еще один квартал. Лихорадочно шаря глазами по улице, девушка вышла к корпусу сборной Израиля, находящемуся на отшибе территории и замерла на месте.
«Вот он, мой шанс!» – подумала Ася, оглядывая гудящую толпу, окружающую здание.
Раздражение и отчаяние моментально сменились преступным блеском в глазах и бурным выбросом адреналина в кровь. Не раздумывая ни минуты, Ася нырнула в людское море, петляя в разных направлениях, возвращаясь назад, а затем снова продвигаясь ближе к ее центру. Девушка просто не могла поверить в такую удачу! Нельзя было придумать ничего лучше, чем большое скопление людей, городской праздник или митинг, чтобы уйти от наблюдения, а ее меленький рост был в этой ситуации дополнительным преимуществом. Они не смогут ее здесь найти, не прочесывая толпу, а значит, придется пригнать сюда весь штат КГБ, чтобы увеличить шансы на успех.
С трудом протискиваясь между плотно стоящих людей разных возрастов и национальностей, Ася пыталась прислушаться к их разговорам, чтобы понять повод для сборища. Музыки или речей слышно не было, значит это не политическое собрание и не чествование победителей, да и рано еще для подобных мероприятий. От волнения и радости от своей нечаянной удачи пульс шумел в ушах, мешая разобрать гомон разноязыкой толпы. Подобравшись ближе к самому зданию, Ася, выглядывая между спин, смогла разглядеть, что корпус огорожен переносным забором, а по периметру выставлены полицейские в боевой амуниции.
Внезапно шум толпы показался ей вовсе не праздничным, а скорее каким-то тревожным. Девушка огляделась по сторонам. На лицах людей, окружавших ее плотным кольцом, были написаны страх и скорбь, никто не улыбался, глаза у многих были заплаканными.
Ася вновь обернулась на здание и, вставая на цыпочки, пыталась разглядеть причину волнения, но из-за высоких зевак, стоявших впереди, толком ничего не могла различить.
- Что здесь происходит? – по-английски обратилась она к худощавой чернокожей девушке в спортивном костюме сборной Нигерии, которая стояла рядом с ней.
- Террористы, – глухим голосом ответила та, не глядя на нее, – Палестинские террористы взяли в заложники сборную Израиля. Их никто не охранял. Палестинцы просто пришли сюда, как к себе домой, и теперь убивают их по одному каждый час, как скот.
Последние слова девушка процедила сквозь зубы, ее глаза налились праведным, но таким бессильным в этой ситуации гневом.
У Аси кольнуло сердце. Зажав рот руками, чтобы не вскрикнуть, она снова повернулась к зданию корпуса. Эта атмосфера свободы и открытости, к которой так стремились немецкие власти, обернулась против них. В погоне за демонстрацией всему миру новой дружелюбной Германии, они забыли об элементарной безопасности! И теперь невинные люди умирают на глазах у этого мира.
Ася видела целью своей жизни освобождение планеты от ядерного оружия, шла к ней много лет, как прилежная студентка всесторонне изучая проблематику и готовясь внести свой дипломатический вклад в мир на земле. Впервые она столкнулась с оборотной стороной теории взаимного уничтожения, о которой не рассказывали на лекциях и не обсуждали на семинарах в просторных светлых аудиториях института. В условиях, когда одно нажатие кнопки могло стереть с лица земли целую нацию, и только страх неминуемого ответного удара сдерживал агрессию сверхдержав, война в ее классическом хрестоматийном понимании осталась в прошлом, вместе с окопами, солдатами, атаками и знаменами. Теперь она вышла на улицы мирных городов, пробралась в дома простых людей, действуя исподтишка, под покровом ночи, уничтожая само понятие мира и спокойствия. Никто не был в безопасности, никто не мог достаточно защититься от нее, потому что никто не знал ее в лицо.
На опоясывающий широкой дугой весь корпус здания балкон вышли несколько мужчин в масках, неспешно прогуливаясь и осматривая толпу. Их лица были закрыты масками, но Асе показалось, что даже сквозь них, она видела их искаженные злобой лица, сверкающие жестокостью глаза. Террористы были вооружены автоматами и держали их на изготовке. Они без страха гуляли на глазах у толпы и сотен журналистов, будто специально позируя фото и видеокамерам, демонстрируя свою власть над всеми окружающими. Они чувствовали себя неприкасаемыми, чувствовали свою вседозволенность.
Присмотревшись получше, Ася узнала в зажатом в руках террористов оружии автомат Калашникова, из которого ей самой не раз приходилось стрелять, когда она бывала с отцом на стрельбищах. По телу девушки пробежала дрожь. Она была отлично осведомлена об истории конфликта Израиля и Палестины, так же как и о роли в нем США и СССР. Мысль, на долю секунды, промелькнувшая в голове, показалась нелепой, абсурдной, невозможной. Ее страна, служению интересов которой, она собиралась посвятить свою жизнь не могла быть причастна к этим бесчеловечным публичным убийствам. Только не так, как угодно, но не так.
Ася застыла на месте, не сводя взгляд с блуждающих по балкону фигур. Девушка не знала, сколько она так простояла – несколько минут или несколько часов, время как будто остановилось. Когда солнце уже сияло в зените и начало ощутимо припекать голову, она внезапно почувствовала, как что-то резко ударилось о ее бедро, но тут же отскочило. Ася дернулась и обернулась. Худой негритянки уже не было рядом и, оглядевшись по сторонам, она опустила глаза вниз, потирая рукой ушибленное место. Прямо перед ней, едва различимая сред ног взрослых людей, стояла маленькая девчонка, лет шести, и смотрела на нее, сверкая озорным блеском в глазах.
- Как ты сюда попала? Где твои родители? – обеспокоенно спросила Ася сначала по-русски, а затем, опомнившись, повторила оба вопроса по-английски.
Девочка ничего не ответила, лишь обернулась себе за спину и, снова посмотрев на Асю, широко улыбнулась ей. Проказница была явно довольна тем, что ее шалость удалась, и у нее получилось сбежать от родителей.
- Пойдем, найдем твою маму, – максимально спокойно произнесла девушка, стараясь не напугать малышку и надеясь, что она поймет интернациональное слово.