В этот момент над сборищем пронесся оглушающий, разрывающий воздух, звук автоматной очереди. Толпа опасно всколыхнулась, послышались отдельные крики, постепенно переходящие в панический вой сотен голосов. У Аси лихорадочно забилось сердце, перекрывая в ушах крики толпы. Она почувствовала, как от страха мышцы на руках и ногах наливаются свинцом, как она перестает чувствовать свое тело, как легкие сжимаются до размера наперстка, не давая сделать вздох.
Люди, стоявшие впереди нее, начали напирать, выталкивая назад спинами и локтями. Шире расставив ноги и растопырив руки, она с трудом сохранила равновесие и снова посмотрела вниз в поисках маленькой иностранки. Испуганная девчонка нервно озиралась по сторонам, вглядываясь в окружающие ее ноги налитыми слезами глазами. Затея с бегством уже не казалось ей такой забавной.
- Пойдем, пойдем! – не своим голосом прокричала Ася, хватая ее за плечо и пытаясь протиснуться сквозь плотно стоящих вокруг людей.
Новая автоматная очередь заставила ее съежиться и инстинктивно пригнуться. Страх парализовал не только тело, но и мозг. Ася не понимала, стреляли ли они в воздух или по зевакам, но самого этого звука было достаточно, чтобы толпа взметнулась новой волной и гонимые инстинктами, люди бросились от источника опасности, расталкивая и давя друг друга.
Глядя вниз, она с ужасом увидела, что девочка, вместо того, чтобы бежать, присела на корточки и замерла, сжавшись в маленький, скованный страхом комочек.
- Вставай! Ну, вставай же, глупая! – закричала ей Ася на русском, теряя над собой контроль и пытаясь поднять малышку, но девочка крепко обхватила себя руками за колени и ни в какую не хотела вставать.
- Пожалуйста, вставай! – взмолилась девушка, согнувшись над ней и в отчаянии пытаясь оторвать ее от земли, и при этом сохранить равновесие и сдержать натиск толпы вокруг нее, – Помогите! Кто-нибудь, помогите!
В голове не осталось никаких мыслей, в сердце никаких эмоций, лишь дикий животный страх за свою жизнь. Ася наклонилась к девочке ниже и, обхватив ее целиком, резко потянула вверх. В этот момент ей в поясницу врезалось чье-то колено, отчего ноги у девушки подкосились, а из глаз брызнули слезы. Практически перестав соображать от боли и ужаса, она каким-то инстинктивным движением сгребла девочку под себя, чувствуя, как ее руки задевают чьи-то тяжелые ботинки, как на ее плечи и голову сыпется поток случайных толчков пытающихся протиснуться к спасению людей. Ася снова попыталась встать, но следующий удар пришелся в затылок, после которого уже не было больно.
Наступила темнота и тишина.
Черный автомобиль петлял узкими улицами старого Мюнхена, увозя капитана советской сборной по баскетболу навстречу его новой свободной жизни.
Сидя на мягком кожаном сиденье иномарки в окружении семьи, в тепле и безопасности, Паулаускас все равно никак не мог унять бешеный стук сердца. Даже перед самыми ответственными и трудными соревнованиями в своей жизни он не испытывал такого удушающего волнения, такой нервной дрожи, такого липкого страха, как сегодняшним утром. Вздрагивая от каждого звука и озираясь по сторонам, он крепко держался за спинку переднего сиденья, будто это был его спасательный круг.
- Теперь все будет хорошо, – с улыбкой глядя на него в зеркало заднего вида, по-литовски сказал его дядя, мамин брат, – Все позади, Модя.
- Что происходит? – спросил капитан, когда машина в очередной раз начала сдавать задним ходом, наткнувшись на перекрытую полицейскими улицу. Из окна Модестас видел, что в городе творится что-то неладное – вокруг было слишком много народа, отовсюду слышались полицейские сирены, многие улицы были закрыты для проезда. Автомобиль кружил вокруг олимпийской деревни, словно в замкнутом кольце, никак не находя разрешенного выезда.
- Палестинцы взяли в заложники израильских спортсменов, – тоже нервно оглядываясь по сторонам, проговорил сидящий на переднем пассажирском сиденье кузен, – С самого утра половину дорог перекрыли, на всех каналах только об этом и говорят.
Полицейский картеж по встречной полосе обогнал автомобиль литовцев и, оглушив их истошным воем сирены, скрылся за поворотом. Модестас вздрогнул и еще крепче вцепился рукой в водительское сиденье, внимательно всматриваясь в обеспокоенные лица прохожих за окном.
- Спокойней, спокойней, – похлопал его по плечу кузен, – Немецким полицейским до нас дела нет.
Капитану тоже не было до них дела, его волновало другое. Одна мысль, тенью мелькнувшая в голове при взгляде на эту тревожную обстановку, засела внутри занозой, заставляя забыть обо всем остальном, включая собственную безопасность. Она там! Его маленькая хрупкая девочка сейчас одна в этом взбудораженном городе, без защиты и поддержки, потому что он попросил ее об этом.
Модестас запустил пальцы в волосы и прикрыл глаза. Как ему только в голову пришло ее об этом просить… О чем он думал?
Поступки, как обычно, опережали мысли, оборачиваясь лишь сожалением, которое не могло ничего исправить. Точно так же, как год назад, когда он затеял эту дурацкую игру, бездумно ввязался в бессмысленный и жестокий спор. Если бы он только знал тогда, что эта девчонка так глубоко проникнет в его душу, проберется под кожу, пустит корни в сердце, став в нем полноправной хозяйкой.
Столько месяцев он носил с собой этот груз вины и стыда за свой поступок, пряча глубоко в душе постоянных страх разоблачения. Но признание не принесло облегчения. Вырвавшись внезапно, необдуманно, оно было продиктовано не покаянием и жаждой прощения, а лишь отчаянной попыткой защитить себя. Модестас изучил ее слишком хорошо. Он знал, к чему она ведет, знал, что скрывается за этими прикосновениями, за нежным взглядом, наполненным слезами, за ласковыми чувственными фразами. Он не дал ей сказать это вслух, ударив наотмашь по самолюбию, по женской гордости, одним движением разрезая тонкую паутину, которую она искусно сплела вокруг него. Если бы она произнесла эти главные слова, так опасно витающие над ними, он бы уже не смог уйти. Остался бы рядом, и не важно, ангел она или демон, не важно, в качестве кого – друга, любовника, или случайного знакомого, лишь бы не пропадали эти ямочки на нежных щеках, не застилала пелена равнодушия и разочарования холодный блеск любимых глаз, лишь бы в воздухе, которым он дышит, было достаточно ее дыхания.
Выходя из корпуса сборной сегодняшним утром и осторожно продвигаясь к границе Олимпийской деревни, капитан не заметил за собой слежки, а значит, она выполнила обещанное. Эта девочка вновь удивила его, оказавшись еще сильнее и тверже, чем он думал, несмотря на боль и обиду, холодным рассудком следовала плану до конца. И теперь он в безопасности, а где она?
Из размышлений Модестаса вывел голос двоюродного брата, который протягивал ему папку с документами.
- Вот, это твоя заявка в Евролигу. Я сам заполнил, – проговорил он, – Тебе лучше пока ни с кем не общаться, мало ли кого могут подослать. Агента я тебе сам подберу.
- У меня есть несколько визитных карточек агентов, с которыми я познакомился на Олимпиаде, – разглядывая заполненную на немецком анкету, сказал капитан.
- Отдай мне, я проверю, что это за агенты такие, – недоверчиво протянул родственник.
Модестас сунул руку во внутренний карман пиджака, но тут же резко одернул ее обратно, будто обжегшись. Недовольно фыркнув, капитан уставился на свой палец, на котором застыла капелька крови. Что-то острое укололо его, но он не понял, что это могло быть. Уже аккуратнее, прижимая испачканный кровью палец к ладони, литовец медленно опустил руку в карман и достал пачку визиток. Отдав все, кроме одной, кузену, он застыл, безумным взглядом уставившись на клочок картона в своих руках.
На оборотной стороне карточки одного из агентов была надпись, выведенная ее рукой. Всего три коротких слова и серебряная английская булавка с наконечником в виде маленького баскетбольного мяча, приколотая вместо подписи.
Брат перебирал в руках визитки, комментируя знакомые фамилии и давая оценку их профессионализму, но Модестас его уже не слышал. В ушах звенел ее голос, в носу звучал медовый запах ее волос, перед глазами стояла ее улыбка.