- Да что с ним говорить, – презрительно фыркнула Ася, отворачиваясь от председателя, – Он нам не поможет. Слишком боится потерять свою должность!
- Прикуси язык, девчонка! – хватая ее за руку и резко разворачивая к себе, зарычал Моисеев, – Ты не с поклонниками своими разговариваешь, а с председателем федерации баскетбола СССР!
Стоящие рядом Белов и Паулаускас кинулись к нему, но Ася остановила их, сделав знак другой рукой, что вмешиваться не нужно.
- Да? Баскетбола? Вы вспомнили! – надменно проговорила девушка, холодно глядя на председателя, – Кто вы? Чиновник, потерявший способность видеть людей за бумажками и анкетами, или баскетболист, посвятивший свою жизнь этой игре?
Моисеев поежился и отпустил ее руку. Он виделся с министром обороны всего несколько раз, на встречах посвященных деятельности клуба ЦСКА, но его холодный пронзительный взгляд запомнил на всю жизнь. Точно такими же ледяными искрами светились сейчас глаза его дочери, пробирая даже его закаленную в многолетней номенклатурной деятельности душу до самого основания.
- Идите, я скоро приду, – тихо проговорил председатель, накрывая голову руками.
Листок бумаги с записями к речи, который он оставил на скамейке, подхватил ветер и унес за угол здания, но председатель, погруженный в свои мысли, даже не заметил этого.
Зал пресс-конференций Дома журналистов был наполнен до отказа. Корреспонденты со всего мира толпились в небольшом душном помещении, громко переговариваясь и стараясь занять место поближе к столу с микрофонами.
Как только представители сборной СССР расселись на свои места, в зале воцарилась гробовая тишина. Ася кивнула Терещенко, что можно начинать.
- Товарищи! – начал свою речь функционер.
- Дорогие друзья, – перевела Ася.
- Делегация Советского Союза выражает глубокий протест терроризму, процветающему в капиталистической Германии, – растягивая слова, будто на митинге, продолжил Терещенко.
Ася в смятении оглядела журналистов с направленными на нее фото и видео камерами, вооруженными блокнотами и ручками, и стоящих за их спинами советских баскетболистов, с надеждой смотрящих на руководство сборной. Потом перевела взгляд на своих соседей, сидящих за столом. Гаранжин молчал, опустив голову и ссутулившись так, будто весь груз моральной ответственности за происходящее лежал на нем одном. Моисеев так и не пришел, а Терещенко делал ей страшные глаза, указывая на микрофон и торопя с переводом.
Надежды на спасение не было – председатель струсил и предпочел вовсе не являться на пресс-конференцию, а ни у Гаранжина, ни тем более у нее, простой переводчицы, не было и не могло быть таких полномочий, чтобы противоречить решению Госкомспорта.
Повлиять на исход этого баскетбольного турнира не осталось никакой надежды, но кое-что, возможно еще более важное, все-таки было в ее власти. Трусливый и тщеславный партийный чиновник, вечно прикрывающийся чужими решениями и не способный нести ответственность за свои слова и поступки, был последним человеком, которому можно было доверить выражение позиции СССР в вопросе о Мюнхенском теракте. Ася нутром чувствовала, что его грубые надменные слова могли откинуть всю международную политику СССР на много лет назад, привести к эскалации конфликтов, обострить и без того напряженные отношения между социалистическим и капиталистическим миром. Его нужно было остановить.
Ася судорожно сглотнула, прижимая к столу вспотевшие ладони.
«Что на моем месте сделал бы Анатолий?» – вдруг пронеслось в голове и слова сами слетели с языка:
- Мы выражаем глубокие соболезнования семьям погибших и всему народу Германии, переживающему эту трагедию.
- Мы не потерпим подобных провокаций в свой адрес! – декламировал Терещенко.
- Мы скорбим и оплакиваем эту потерю вместе с вами, – тихо проговорила Ася.
- Организаторы превратили Олимпийские игры в фарс! – повышая голос и красноречиво поднимая руку вверх, горячился функционер.
- Олимпийские игры всегда были и останутся символом мира и дружбы народов, – выдала Ася свой дипломатический перевод.
- Поэтому, в сложившееся ситуации мы приняли единственное верное решение…
Ася медленно, растягивая слова, перевела его последнюю фразу, понимаю к чему он ведет, но не находя возможности остановить его. В этот момент один из микрофонов за столом неприятно скрипнул, заставив поморщиться всех присутствующих и обернуться на звук.
- Играть, – пронеслось над залом голосом Моисеева, – Играть несмотря ни на что!
Ася на автомате перевела его слова, которые потонули в реве аплодисментов и одобрительных возгласов журналистов и спортсменов.
- Что ты творишь? – сквозь зубы прошипел ему функционер, дергая за рукав.
- Спорт чище и красивее любой войны! – сверкнув поразительно юным и азартным блеском в глазах, вместо ответа воскликнул председатель, обращаясь к журналистам.
Перекрикивая шум, Ася перевела последнюю фразу и, глотая подступающие слезы, сжала руку сидевшего рядом тренера.
День полуфинала олимпийского баскетбольного турнира начался для спортсменов со стандартной тренировки, а для Аси с беготни и нервотрепки. Трагические события последних дней внесли сумбур и неразбериху в расписание игр, организаторы никак не могли внести ясность в график, бесконечно перекраивая его и переставляя соревнования местами. Телевизионщики выставляли свои требования, сборные стран свои, а МОК свои. Пытаясь угодить всем, немцы окончательно растеряли всю свою четкость и прагматичность, и возобновление соревновательной программы в конечном итоге обернулось для них сущим кошмаром.
За сегодняшнее утро Ася уже третий раз получала от симпатичного мальчишки-курьера документ от Оргкомитета о новом времени старта матча, отчего уверенности в окончательности этого решения не прибавлялось. Первоначально игра была назначена на семь вечера, потом ее перенесли на одиннадцать утра, чем немало переполошили тренерский штаб, а затем вообще выбрали некий промежуточный вариант – четыре часа пополудни.
Девушка дважды посетила здание администрации с целью удостовериться в правильности указанного в новом расписании времени и высказать свое недовольство уровнем организации от лица всей советской сборной. Но, оказалось, что таких как она там было уже с полсотни, а организаторы, придавленные своей несостоятельностью, лишь улыбались и разводили руками.
Не без труда получив подтверждение последним сведениям, Ася фурией вылетела из Оргкомитета, почти налетев на неподвижно стоящего на крыльце Белова.
- Ой, Сереж, а тренировка уже закончилась? – сдувая волосы с лица и тяжело дыша, невинно пропела девушка.
- Закончилась, – загробным голосом отозвался Сергей, пристально глядя на нее серьезным взглядом.
- Что? – заранее начала защищаться Ася, даже не понимая, в чем причина его недовольства, и потрясла перед ним добытым документом, – Матч в четыре!
- Ася, я о чем тебя просил? – сурово продолжил Сергей.
- Хорошо себя вести, – улыбнулась девушка и обезоруживающе наклонила голову набок.
- О невозможном я просить бы не стал, – хмыкнул в ответ Белов, смягчая взгляд при виде ее улыбки, – Я просил тебя не выходить никуда одной. Это так сложно сделать?
– Сережа, я делаю свою работу, – возмущенно воскликнула девушка, снова потрясая в воздухе листком бумаги, – Если бы не я, вы в одиннадцать утра уже на площадке торчали бы и сами с собой играли до вечера!
- Я просил не выходить одной, – упрямо повторил Белов, глядя в пол.
- Я никогда не бываю одна, – буркнула Ася и, схватив его под руку, потащила вниз по ступенькам, – Пойдем, надо Гаранжину информацию передать.
- Ась, я все понимаю, конечно, мы все время вместе, даже если физически не рядом… – начал рассуждать Сергей, быстрым шагом идя рядом с ней.
- Это очень мило и романтично, но я о другом, – перебила его девушка, не сбавляя хода, – У меня есть охрана. Тебе не о чем беспокоиться.
- И где же была эта охрана, когда тебя чуть в толпе не раздавили? – возмущенно воскликнул Сергей и покачал головой, – Нет, я могу доверять только себе. Ну, и Моде, конечно.