- Пока ты путешествовала, я получил интересные новости, – начал Андрей Антонович, беря в руки документ, лежащий перед ним, – «Дочь Маршала Советского Союза и члена Политбюро, Гречко А.А. напала на майора КГБ Селантьева Д.В. с целью уничтожить улики против подозреваемого в измене родине Паулаускаса М.Ф.»
- Я не нападала, я случайно, – промямлила Ася, не поднимая глаз на отца.
- Не смей мне врать! – повысил голос мужчина, – Ты хоть знаешь, кого ты защищаешь?
На стол с громким хлопком упала толстая белая папка. «Личное дело. Паулаускас М.Ф.» – прочитала Ася.
- Папа, выслушай меня. Я хотела помешать ему совершить ошибку, не дать…
- Ему? – тыча пальцем в папку с делом, воскликнул отец, – Да вся его жизнь сплошная ошибка! Антисоветчик, контрабандист, изменщик! Он на свободе до сих пор ходит только потому, что талантливые спортсмены у нас на особом положении. Но и это до поры до времени! – Маршал откинулся в кресло и добавил уже тише, – И имя моей дочери в одном рапорте с этим предателем.
Ася молча стояла перед отцом опустив голову. Что она могла сказать в свое оправдание? Что не подумала, поддалась импульсу? Слабый аргумент против комитетского рапорта.
- И это сейчас, когда уже не осталось сферы, куда бы этот старый еврей не засунул свой крысиный нос! Штат раздул до полумиллиона, скоро… – со злостью и отвращением заговорил Андрей Антонович, но осекся. Ася подняла на него глаза. Отец предпочитал не говорить дома о политике, тем более с детьми, хотя его натянутые отношения с КГБ не были ни для кого секретом.
Мужчина пристально посмотрел на дочь и перевел тему:
- Ты просила дать тебе возможность проявить себя, просила самостоятельности. Я согласился. И так ты решила меня отблагодарить?
- Я допустила ошибку и понимаю это. Папа, прости. Этого больше не повторится.
- Не повторится. Даже не сомневайся. Ты больше не вернешься на эту работу. Отныне только институт и дом. Я устрою тебя на практику туда, куда сочту нужным. Но чуть позже, когда шум уляжется.
- Папа, но я так не могу, – растерянно проговорила Ася, – У нас Олимпиада в следующем году. Гаранжин сделал в Германии заявление, которое не останется без внимания прессы. Я должна ему помочь. Я не могу подвести его, команду.
- Ничего, тебе не впервой подводить людей, – с тяжелым вздохом сказал Андрей Антонович, и добавил, строго глядя дочери в глаза, – Если узнаю, что видишься с ним, он не то что в сборной, вообще нигде играть больше не будет. Поедет лес валить. На Дальнем Востоке.
Маршал поднялся из-за стола. Это означало, что разговор окончен.
Ночью, лежа в своей постели, Андрей Антонович никак не мог уснуть. Ворочаясь и кряхтя, он не мог найти удобное положение, в котором тяжелые мысли, наконец, уступят место спокойному забытью.
- Андрюша, что? Давление? – обеспокоенно дотрагиваясь до плеча мужа, спросила Клавдия Владимировна, – Лекарство принести?
- Где-то я с Асей просчитался, упустил ее, – будто не слыша вопросов жены, задумчиво проговорил маршал, – Старый, наверное, стал уже, размяк. Слишком много ей потакал, вот и распустил.
- Ну уж, старый… – с улыбкой ответила Клавдия Владимировна, поглаживая его руку, – Просто она слишком на тебя похожа, вот тебе и трудно с ней. Она маленькая еще, подрастет – станет серьезней.
- Маленькая… – повторил Гречко, – Я в ее годы уже в Красной Армии за советскую власть воевал. Пора бы и ей повзрослеть…
- Повзрослеет, никуда не денется, – ответила женщина, – Через два года замуж выйдет и волей неволей переменится.
Андрей Антонович повернулся к жене и пристально посмотрел на нее.
- Я вот что подумал, Клава, – сказал он, накрывая своей рукой ладонь Клавдии Владимировны, – Не будем мы два года ждать. Кирилл приедет в следующем месяце, я с ним поговорю. Сыграем свадьбу будущей осенью.
- Да ты что, Андрюша? Зачем так скоро? Она ребенок еще совсем… – испуганно заговорила женщина.
- Вот поэтому и не хочу затягивать, – откидываясь обратно на подушки, сказал мужчина, – Два года большой срок, Кирилл всегда в разъездах. Еще увлечется кем-нибудь от скуки, потом самой сложнее будет. Женщинам излишняя свобода не на пользу. А при муже сразу по-другому себя чествовать будет.
Клавдия Владимировна молчала, теребя рукав своей ночной рубашки.
- Кстати, Клава, – вышел из своей задумчивости маршал, – Письма от этого малахольного с клюшкой еще приходили?
- Нет, с лета ни одного, – не понимая глаз от рукава, ответила жена.
- Ну, хорошо хоть с этим вроде разобрались, – со вздохом сказал мужчина и перевернулся на бок, – Поздно уже, спи.
Асины дни потянулись один за другим – учеба, институтские подружки, домашние хлопоты. Через неделю она все-таки не выдержала и позвонила во Дворец Спорта с телефона кафедры. Она чувствовала необходимость объяснить свое отсутствие людям, которые на нее рассчитывали и, которых она так подвела своим легкомысленным поведением.
- Алло! КатьФедорна? – Ася почему-то решила набрать именно бывшей начальнице.
- Ася Андреевна! Здравствуй, здравствуй, дружочек! И что же мы решили на лаврах почивать и на работе не появляться? – послышался в трубке бодрый голос женщины.
- КатьФедорна… Меня уволили. Вернее я сама. Ну, в общем, не важно, главное я больше не работаю со сборной, – путаясь в показаниях, проговорила девушка.
- Интересный поворот. Это все из-за комитетчика, которого ты в Эссене в нокаут отправила?
- Вообще-то я всего лишь уронила его фотоаппарат, – улыбалась Ася телефонной трубке, удивляясь, как эта сверхсекретная история так быстро стала достоянием общественности, обрастая при этом фантастическими подробностями, и добавила на всякий случай, – Случайно!
- Ну ладно, это уже не важно. Сама-то как? Последствия серьезные?
- Кроме потери работы, пока вроде ничего. За учебу плотнее взялась, – ответила девушка, – А как там наши ребята?
- Тебя конкретный кто-то интересует или в общем спрашиваешь? – лукаво поинтересовалась КатьФедорна. Ася молчала в трубку и, не дождавшись ответа, женщина продолжила, – Команды в порядке, тренировки уже начались. Гаранжина за Америку пропесочили хорошенько в ГосКомСпорте, но вроде без последствий. Выбора то у них нет! Заявление сделано, теперь на него вся надежда. Паулаускас ходит довольный, аж светится весь. Ты что ему там, в Германии, дала погрызть свои косточки?
- КатьФедорна, ну вы что… – краснея протянула Ася. Метафоры начальницы всегда поражали ее своей емкостью и оригинальностью.
- Что «КатьФедорна»? Будто я не знаю, как мужик после этого выглядит! – авторитетно заявила женщина.
- Не было ничего, правда, – заверила ее Ася.
- Ну ладно, ладно. Не хочешь – не рассказывай. А только свою золотую медаль вот так просто, любой девчонке, не отдают… – проговорила КатьФедорна и добавила, меняя скользкую тему, – Ты во Дворец-то придешь? С Гаранжиным хорошо бы поговорить, а то как-то некрасиво получается…
- Я понимаю, но не могу. Мне отец запретил, – понуро сказала Ася.
- Ты подумай все равно. У него сейчас не простое время, переживает сильно. И Белов тоже совсем мрачный ходит, из зала вообще перестал выходить, по три тренировки в день себе устраивает.
- А с ним-то что?
- Не знаю, я не лезу с расспросами, ты же знаешь. Девчонки говорят, мол, влюбился наш комсорг. Но лично я с ним никого не видела, поэтому, думаю, что болтовня это. Мое мнение – все из-за американцев. Они вообще там все нервные сейчас. Ты приходи, сама увидишь.
- Я постараюсь. Вы Гаранжину передайте, что я звонила. Скажите, со мной все в порядке.
- Уж разберусь, что сказать, не беспокойся! И не только Гаранжину! Чао!
Промаявшись еще неделю мыслями о возможности и невозможности визита во Дворец Спорта, Ася все-таки направилась по знакомому маршруту. Вряд ли отец установил за ней тотальную слежку, это было бы ниже его достоинства. Отдавая приказ, он всегда был уверен в его беспрекословном исполнении, чем дочь с годами научилась пользоваться. Ася уговаривала себя, что ослушается его всего еще один раз, только для того, чтобы успокоить свою совесть.