Когда в пучину несет – хочешь или нет.
Когда внутри зима минус под сорок, словно тюрьма…
Давай, вставай, – кровью пишет плеть!
Давай, стреляй, – зверю в горло меть!
Кто сам упал, тому и встать суметь!
Давай, вставай! Это не твоя смерть!
Ранним утром в первый рабочий день в Министерстве Ася сидела на полу в своей комнате, поджав колени к груди, и рассеяно глядя прямо перед собой. Она пыталась восстановить в памяти события прошедшей недели, но последние несколько дней были словно в тумане. В голове смешались тени и лица – обеспокоенные глаза мамы, нахмуренные брови отца, заботливая улыбка Татьяны и горячая ладонь Модестаса, которой он крепко сжимал ее руку, когда они виделись последний раз.
Всю неделю Ася провела дома, практически не выходя из своей спальни и ни с кем не разговаривая. Девушка почти перестала есть, но зато много спала. Спать хотелось нестерпимо. День смешался с ночью, а сон с явью. Она уже не могла различить, где заканчивался один день и начинался другой, пребывая в постоянном состоянии полудремы и погружения в себя.
Ася оказалась не готова к такой резкой боли. Она не знала, что такое возможно, не сталкивалась с такими переполняющими душу муками в своей яркой, насыщенной радостью жизни. И она не знала, как с ней справиться, что сделать, чтобы пережить еще один день без него и не умереть. Жгучая боль наполняла грудную клетку, не давала полноценно дышать и туманила разум. От этой боли некуда было деться, она отступала только во сне, в забытьи. Но стоило ей проснуться, даже еще не открывая слипшихся глаз, в голове уже настойчиво стучало его имя, будто напоминая, что спасения нет.
Если она не спала, то плакала. Слезы не облегчали душу, но лились без остановки до тех пор, пока она снова не забывалась прерывистым беспокойным сном.
Мама поняла, что с ней что-то не ладно с первого взгляда, нутром почуяла беду, когда Ася пришла домой из Дворца Спорта с разорванным в клочья сердцем. Девушка изо всех сил старалась держаться, прятала глаза и даже пыталась улыбаться. Проскользнув в свою комнату, она медленно, будто боясь потревожить свои свежие раны, легла на кровать, глядя перед собой невидящим взглядом.
“Я все сделала правильно!” – твердила она себе, чувствуя, как постепенно приходит осознание потери, как беспощадная боль разливается по телу, становясь в нем полноправной хозяйкой.
Неслышно ступая по ковру, Клавдия Владимировна зашла в комнату вслед за ней. Обеспокоенно оглядев съежившуюся на кровати дочь, женщина подошла к ее письменному столу и взяла в руки большую цветную фотографию сборной, которую Ася привезла с Чемпионата мира в Эссене в прошлом году. На групповом снимке спортсмены стояли в два ряда, сияя счастливыми улыбками и золотыми медалями, а Ася стояла рядом с Гаранжиным по центру снимка и сама светилась похлеще тех медалей.
- Который из них? – тихо спросила женщина, вглядываясь в лица баскетболистов на снимке.
Девушка вздрогнула и, приподнявшись на руках, молча посмотрела на мать сухими глазами.
- Вот этот? Сероглазый? – спросила мама, переводя взгляд с Аси на фотографию и обратно, – На Кирилла чем-то похож.
У Аси по щекам потекли слезы. Больше не осталось сил притворяться, скрывать от мамы свое горе, которое уже наполнило ее до краев и теперь выливалось бурным потоком в благодатную почву понимания самого близкого и родного человека.
- Мама, что мне делать? – сквозь слезы прошептала девушка.
Клавдия Владимировна обняла дочь и, гладя ее по содрогающимся от рыданий плечам, тихо проговорила:
- Все пройдет, Асенька! Пройдет, моя милая!
Больше мама не задавала ей вопросов. Она только кормила ее супом с ложечки, как маленького ребенка, и ласково гладила по голове, ревностно защищая ее покой от внимания родных.
Ася утыкалась маме в коленки и ревела навзрыд, пытаясь с этими слезами выплеснуть всю боль наружу, отдать ее этому миру обратно.
- Мамочка, помоги мне! Я не могу больше… – сквозь рыдания шептала она.
- Пройдет, пройдет… – повторяла мама, глотая собственные слезы.
Если бы он сам принял это решение, ей было бы легче. Если бы он обидел ее, бросил, унизил, оскорбил! Она бы злилась на него, могла бы даже возненавидеть, мучилась, но не чувствовала бы этой беспощадной вины за собой. Перед глазами до сих пор стояло его лицо, с испуганным выражением непонимания и горечи потери. Она как наяву видела перед собой прозрачный серо-голубой свет, который исходил от его глаз, словно это произошло только что. Ни время, ни слезы, ни сон, не отдаляли от нее это воспоминание, не делали его бледнее или слабее.
Ася начала стремительно худеть. Буквально за несколько дней из цветущей, пусть хрупкой, но румяной и здоровой девушки, она превратилась в собственную тень. Скулы обострились, под глазами от слез залегли глубокие тени, тело превратилось в обтянутый кожей полудетский скелет, теряющийся в одежде. Она не могла смотреть на себя в зеркало, да и не хотела. Теперь все было не важно, все потеряло смысл.
Она убила любовь, собственными руками вспорола ей горло и теперь наблюдала, как она истекает кровью, попутно уничтожая и ее саму.
Ася окинула взглядом свою комнату и остановилась на светло-голубом костюме, висевшем на дверце шкафа, который Таня привезла ей из последней командировки в Польшу, специально к первому рабочему дню в Министерстве. Как она радовалась тогда этому подарку, и как он был не нужен ей сейчас.
Дверь в комнату неслышно отворилась и вошла мама.
- Пойдем, Асенька, я тебе волосы уложу. Нужно собираться, – вполголоса проговорила женщина, с нежностью глядя на нее.
Ася послушно встала и вышла за мамой в ванную. Она стояла перед зеркалом, глядя на себя невидящим взглядом, и наблюдая, как Клавдия Владимировна аккуратно причесывает ей волосы.
- Вот так сделаем или наверх уберем? Как тебе больше нравится? – заботливо спросила мама.
- Так тоже хорошо, – не вслушиваясь в вопрос, ответила девушка.
- Сегодня у тебя новая жизнь начинается, – ласковым голосом проговорила Клавдия Владимировна, закалывая дочери волосы, – Не пропускай ее, она может оказаться прекрасной…
- Спасибо, мамочка, – тихо проговорила Ася, перехватывая мамину руку и целуя ее, – Я постараюсь.
Когда Ася, наряженная и причесанная заботливыми мамиными руками, приехала к зданию Министерства иностранных дел, Костя уже ждал ее у входа.
- Ты чего опаздываешь, Гречко? – сердито проговорил он, – Я тебя ждать не буду в следующий раз!
- Так не жди, кто тебя просил, – равнодушно ответила девушка.
- Ты заболела что ли? – обеспокоенно спросил Феклистов, оглядывая ее бледное лицо и болтающийся на плечах голубой жакет.
- Нет, я здорова. Пошли! – сказала Ася и двинулась к входу в здание.
В огромном вестибюле Министерства, лавируя между спешащими на свои рабочие места сотрудниками, студенты подошли к пропускному пункту, чтобы получить свои временные удостоверения стажеров.
- Феклистов Константин Геннадьевич, – четко произнес Костя, просовывая в окошко администратора паспорт.
Мужчина-администратор покопался несколько секунд в коробке с подготовленными пропусками и, сверив данные с Костиным паспортом, выдал ему новенький, красиво запечатанный в глянцевую пленку документ. Костя прошел через вертушку и остановился за ней, ожидая подругу.
- Гречко Ася Андреевна, – произнесла девушка, когда подошла ее очередь.
Служащий повторил свои манипуляции, но на этапе сверки данных пропуска с паспортом вдруг замешкался, несколько раз переводя взгляд с одного документа на другой.
- Извините, но на вас пропуска нет, – сухо проговорил он, поднимая на Асю взгляд.
- Этого не может быть, проверьте еще раз, – равнодушно ответила девушка.
- Пропуск выписан на фамилию Гричко, – так же безучастно произнес администратор, – У вас в паспорте другая. Я не могу вас пропустить.
- Но это же очевидная ошибка. Тот, кто выписывал пропуск, перепутал букву, – слабо возмутилась Ася.
- Нужно заказывать новый пропуск. Я не могу вас впустить, – холодно ответил служащий и, вернув ей паспорт, закрыл окно.