Дай мне знак, если так не мил, то куда нести.
Оглянись, я не свет теперь, я дитя, я страх.
Я стою, протянув ладонь, в ней кусочек льда.
Там руны снега, руны ветра, руны вечного дождя.
Я рисую километры, никуда их не идя…
Animal ДжаZ «Километры».
Асе стало легче дышать, ненамного, но легче. На смену отупляющей и разрывающей сердце боли со временем пришла апатия и общее онемение. В ее глазах больше не было отчаяния, лишь холод и отрешенность. Она с равнодушием смотрела на этот мир, который раньше так жадно впитывала в себя вместе со всеми его возможностями, и который теперь стал лишь источником боли и разочарования. Она закрылась, очерствела, отвернулась от себя самой и от других людей, словно сработал естественный механизм самосохранения, защищая ее израненную душу от любого внешнего воздействия, не разбирая, что оно могло принести – радость или печаль. Внутри была выжженная земля, в которой не мог прижиться ни один росток, лишь прозрачный слой инея все плотнее укутывал ее, застилая холодом потухшие угольки черных глаз.
Ася делала то, что должна, говорила то, что от нее хотели слышать, но ни к чему не чувствовала больше того живого интереса, который и составляет суть жизни. Словно кукла, искусно выполненная из тонкого полупрозрачного фарфора, но пустая и безжизненная внутри, она продолжала играть свою роль, опираясь на реплики партнеров и заданные обстоятельства. У нее больше не осталось своего мнения, своих желаний и стремлений, все погибло в этом бушующем пожаре, оставившем после себя только холод и пустоту.
Единственной ее отдушиной стал Модестас. С ним она снова чувствовала себя живой, постепенно открывая для себя новую сторону взрослой жизни, исследуя свою женскую сущность и неизведанные ранее возможности своего тела. Пусть совсем на короткое время, но в его руках лед таял, треща и ломаясь под напором бушующей в нем огненной страсти.
Когда Ася с капитаном впервые пришли в квартиру, в которой он снял комнату для их тайных встреч, девушка была абсолютно спокойна. Она прекрасно осознавала, что совершает сейчас преступление – против общества, против морали, против своих собственных принципов и обязательств перед Кириллом, даже против своего обескровленного сердца. Но это ее больше не тревожило, скорее наоборот – доставляло какое-то подспудное запретное удовольствие саморазрушения. Ася не боялась ни стыда, ни порицания, ни физической боли, которая, скорее всего, ждала ее от этой предстоящей близости. Она хотела одного – не быть сегодня Асей Гречко, быть просто женщиной, телом, самой природой наделенным способностью чувствовать, получать и отдавать наслаждение, ради которого оно было создано.
Взявшись за руки, они зашли в прохладную, пропахшую сыростью и табачным дымом, парадную старого дома в двух кварталах от Дворца Спорта. Поднявшись на третий этаж по широкой лестнице, ребята остановились у обшарпанной деревянной двери без номера. Модестас позвонил в звонок. Через минуту им открыла ветхая старуха в накрахмаленной белой блузке с кружевным воротником, прикрывающим дряблую шею, и с папиросой в мундштуке, зажатым между тонкими узловатыми пальцами с длинными ярко алыми ногтями. Ее седые волосы были аккуратно забраны в тугой пучок, а тонкие мочки ушей некрасиво оттягивали крупные рубиновые серьги старинной работы.
Старуха скривила неровно накрашенные алой помадой сморщенные губы и, не говоря ни слова, пропустила их внутрь. Они оказались в темной прихожей, где было также холодно и сыро, как в парадной. Асе в нос ударила резкая смесь запахов масляного лака для дерева, лекарств и духов «Красная Москва». Даже сквозь полумрак прихожей, она почувствовала на себе ядовитый осуждающий взгляд выцветших глаз хозяйки. Девушка крепче сжала руку капитана, и они последовали за старухой вглубь квартиры, пробираясь по заставленному с двух сторон мебелью длинному узкому коридору.
Возле дальней от входа двери хозяйка остановилась и протянула Модестасу связку из двух ключей, снова окидывая Асю презрительным взглядом.
- Маленькая шилев, – еле слышно прошипела старуха себе под нос и исчезла в темноте коридора.
Ребята вошли в комнату. Она могла бы показаться достаточно светлой и просторной, если бы не нагромождение мебели, в хаотичном порядке расставленной вдоль стен. В комнате было два больших окна, но одно из них было полностью загорожено огромным платяным шкафом красного дерева с резными дверцами и кое-где облупившимся лаком. Рядом стояли два комода, несколько стульев, старинный буфет, еще какая-то мебель. Некоторые предметы были покрыты грязно-белыми чехлами, и лишь по слабым очертаниям можно было догадаться, что под ними скрывается. Из общей картины выбивалась два современных предмета интерьера – дешевая тахта, заправленная постельным бельем и покрытая шерстяным пледом, стоящая почти сразу у двери, и маленький раздвижной столик рядом с окном.
- Вот, это все, что удалось найти, – озираясь по сторонам, смущенно проговорил Модестас, – Если тебе не нравится, можно еще поискать…
- Мне нравится, – быстро ответила Ася, выходя на середину комнаты и разглядывая обстановку.
Девушка не без удовольствия подумала о том, что этот хаос, нагромождение, резкие запахи чужой жизни, так же как и надменная старуха-хозяйка, были лучшим аккомпанементом к ее падению на дно, идеальным фоном для преступления против себя.
- Она назвала меня проституткой, – с полуулыбкой глядя в окно, произнесла девушка, – На идише. Думала, я не пойму.
- Что? – тут же вскипел капитан и рванул к двери.
- Тише, тише, Модя, – преграждая ему путь и мягко дотрагиваясь рукой до его груди, ласково проговорила Ася, – Подумаешь! Мне все равно.
- А мне нет! – пылая праведным гневом, воскликнул литовец.
- Думаешь, она не понимает, зачем мы сюда пришли, – задумчиво произнесла девушка и, покопавшись в сумочке, добавила, – Смотри лучше, что я принесла.
Она подошла к столу и положила на него большую красочную упаковку импортных презервативов.
- Аська, вот это да… – протянул Модестас, с улыбкой вертя в руках упаковку, словно новую игрушку, – Откуда?
- Ты забыл, что моя лучшая подруга – дочь директора ГУМа, – с улыбкой ответила девушка, – Я могу достать все, что угодно.
- Нелли? – разглядывая дефицит светящимися глазами, спросил капитан, – Ты ей рассказала?
- Не пришлось. Система уже давно работает самостоятельно, – ответила девушка и, подойдя ближе, обняла мужчину за талию, – Как думаешь, надолго хватит?
- Будет зависеть от твоего поведения, – с лукавой улыбкой глядя ей в глаза, проговорил Модестас и поцеловал.
- А если я буду плохо себя вести? – разрывая поцелуй и делая шаг назад, промурлыкала Ася, дразня и заманивая его в бездну.
Модестас кинулся за ней не думая. На ходу срывая одежду, он повалил девушку на кровать, покрывая горячими поцелуями и сминая в руках ее хрупкое, беззащитное перед его силой, тело. Эта старая скрипучая тахта, с впивающимися в спину сломанными пружинами, стала их тайным убежищем от всего мира, их полем боя, их райским садом. Именно здесь Ася впервые узнала, что на самом деле означает быть женщиной, когда на третью их встречу вдруг почувствовала, что к ставшей привычной и даже уже желанной боли вдруг присоединилось новое незнакомое ощущение. Где-то очень глубоко внутри, разбуженная сильными резкими точками его члена, внезапно зародилась жгучая мучительно-сладкая дрожь, несравнимая ни с чем, что она испытывала раньше. Сначала робкое, едва отличимое от боли, но потом все сильнее разрастающееся наслаждение, полностью перекрыло все остальные чувства, отключило все мысли и затуманило взгляд, разливаясь по телу горячими трепетными волнами. Ася застонала, подаваясь навстречу капитану и одновременно с силой прижимая к себе его бедра в инстинктивном порыве усилить удовольствие. Модестас моментально почувствовал эту перемену, без слов понял ее желание, еще глубже врываясь в нее, заставляя дрожать и все громче стонать от наслаждения.
Ее тело будто проснулось, наполняясь новым смыслом, с каждым разом все охотнее погружаясь в бескрайний океан собственной чувственности. И чем ярче Ася реагировала на его ласки, тем сильнее разрасталась страсть Модестаса. Уже не сдерживая своих желаний, он грубо хватал ее за волосы, кусал нежную грудь, сжимал руками тонкую шею. Она была послушна его рукам, с удовольствием принимая всю мощь мужской силы, которую он на нее обрушивал, и просила еще. Асю возбуждал этот волнующий контраст между ее ласковым нежным Модей, который был словно мягкий воск в ее руках, и этим диким неконтролируемым животным, в которого он превращался в постели. И чем более властным и резким он с ней был, тем сильнее она его желала.