- Нелька, ты неисправима! – сказала Ася, покачав головой, и обняла подругу.
В воскресенье в одиннадцать часов утра Ася все еще была в постели. Вставать и начинать этот бессмысленный день совсем не хотелось, и она лежала, глядя в потолок невидящим взглядом и стараясь ни о чем не думать.
Из оцепенения ее вывела мама, которая деловым шагом зашла в комнату и, решительно раздвинув шторы, впустила в комнату солнечный свет. Ася зажмурила глаза и, накрывшись одеялом с головой, отвернулась к стене.
- Пора вставать, милая моя! Сегодня примерка! Нас ждут у Элеоноры Аркадиевны! – бодрым голосом проговорила Клавдия Владимировна.
Последнее время она выбрала новую тактику общения с дочерью, подчеркнуто весело и радостно разговаривая с ней, будто не замечая ее пустых глаз и заторможенного состояния. Асе ее поведение казалось странным, но это было лучше, чем видеть постоянно обеспокоенное выражение на мамином лице и отвечать на бесконечные вопросы. Она продолжала вести себя, как и раньше, не откликаясь на мамину напускную веселость, но и не комментируя ее.
- А это обязательно? – вяло отозвалась девушка из своего укрытия.
- Обязательно! – ответила Клавдия Владимировна, стаскивая с нее одеяло, – Мы уже два раза отменяли, неудобно уже.
Примерка свадебного платья была последним, чем Асе хотелось сегодня заниматься, но сопротивляться этому показательно радостному напору мамы она не могла.
Через час Ася, облаченная в почти готовое свадебное платье, уже смиренно стояла на подиуме для примерок возле большого витринного окна в просторном зале ателье. Платье было великолепно – классического кроя женственный фасон со струящимся, дополненным элегантным шлейфом, подолом из белоснежного шелка, покрытого тончайшим венецианским кружевом ручной работы, и расшитыми жемчугом и бисером закрытым лифом и рукавами. Это было произведение искусства, для которого из заграницы были привезены лучшие материалы, и которое не один месяц создавалось терпеливыми руками талантливых мастериц. И оно сейчас было Асе безбожно велико. Вся эта красота висела на ней, словно на вешалке, топорщась там, где должно было плавно облегать фигуру, подчеркивая изгибы тела, и собираясь в глубокие складки там, где должно было свободно струиться. Она выглядела так, будто без спроса надела мамино платье, и теперь утопала и полностью терялась в нем.
Элеонора Езерская, самый дорогой модельер столицы и любимица партийной элиты, сверлила Асю бешеным взглядом, оглядывая свое творение на ней. Даже сквозь плотный, искусно наложенный, макияж было видно, как пылают от гнева ее щеки. Рядом стояли две ее помощницы, в страхе опустившие головы, и Асины сопровождающие – Клавдия Владимировна и Таня, которые тоже не знали, куда деть глаза.
- Вы издеваетесь надо мной? – воскликнула модельер, впиваясь взглядом в Татьяну, и указав рукой на Асю, прошипела, – Таня, я спрашиваю, что это такое?
- Эля, ну не шуми, – тихо ответила Татьяна, подходя ближе к Асе и приглаживая топорщащееся платье рукой, – Немножко похудела, что такого.
- Немножко? – взорвалась Элеонора Аркадьевна, с каждой фразой повышая голос, – На два размера! На два! Если она хорошенько выдохнет, то вообще из него выпадет!
Все молчали, потупив взоры и не решаясь вступить в спор с разъяренным модельером. Ее взрывной характер, также как и незаурядный талант в купе с потрясающей энергией, были известны на всю Москву. Только Ася продолжала прямо смотреть на Элеонору Аркадьевну, с интересом наблюдая за тем, какие страсти разгорались там внизу по пустяковому с ее точки зрения поводу, который ее совсем не волновал. Она прекрасно видела в бесчисленных зеркалах, украшавших стены зала ателье, насколько нелепо она сейчас выглядит, но это вызывало у девушки скорее улыбку, нежели досаду.
- Нет, это невозможно. Это уже не исправить, – бормотала модельер себе под нос, вертя Асю на подиуме из стороны в сторону, словно куклу, осматривая на ней результат своих трудов и недовольно цокая языком, – Все нужно делать заново.
Закончив разглядывать платье и ощупывать девушку, она подняла глаза на Асино лицо и, скривив губы, проговорила с еще большим недовольством:
- И белая как смерть. С тканью сливается. Когда мы ткань выбирали, она была нормального цвета, – и добавила, оборачиваясь к сопровождающим, – Что вы с ней сделали?
- И правда, бледненькая совсем, – ласково проговорила Таня, подходя ближе и легонько пощипывая Асю за щеки, чтобы вызвать румянец.
- Ни красотой сестры своей, ни свежестью ее румяной, не привлекла б она очей, – нараспев произнесла Ася, слабо улыбаясь сестре.
Таня только покачала головой и улыбнулась в ответ.
- Эля, смотри, – не теряя надежды на успех, проговорила Татьяна, прихватывая часть юбки у талии, – Вот здесь если забрать немного, то уйдет эта складка. А отсюда если забрать…
- Много ты понимаешь, забрать, – проворчала Элеонора Аркадьевна, подходя ближе и резким движением перехватывая у Тани из рук зажатую ткань, – Тоська, дай булавки!
Дрожащая помощница подскочила к подиуму и, чуть не рассыпав все по дороге, протянула модельеру коробку с булавками, так и не решившись поднять на нее глаза. Ася наблюдала сверху, как Элеонора Аркадьевна ловкими быстрыми движениями зажимает пальцами отрезки ткани и каким-то неуловимым молниеносным зигзагом закалывает их булавками.
- Вот видишь, Элеонора, – вступила в беседу Клавдия Владимировна, с улыбкой наблюдая, как платье преображается, меняя очертания и облегая фигуру дочери, – Все не так уж плохо.
- Да уж, неплохо, – продолжала ворчать модельер и, захватывая ладонью большую фалду на подоле и потрясая ею в воздухе, яростно проговорила, – А с этим что прикажите делать? Это же сколько ткани, сколько дорогущего венецианского кружева, великолепного китайского шелка, мой работы… Все на выброс?
- Можно бутоньерку для жениха сделать, – робко предложила Татьяна.
- Да из такого количества ему можно целый погребальный венок сделать, – вздыхая и устало опуская руки, тихо произнесла Элеонора Аркадьевна.
Все опустили глаза, не зная, чем еще сгладить ситуацию, а Ася рассмеялась. Девушка буквально зашлась в хохоте, нервно вздрагивая плечами и наклоняясь вперед. Она ловила на себе укоризненные взгляды родных, но никак не могла перестать смеяться.
- Жених с венком и невеста с косой, – держась за живот и задыхаясь от смеха, с трудом выговорила Ася.
Элеонора Аркадьевна подняла на девушку строгий взгляд, оценивая слишком бурную реакцию на свою грубоватую шутку.
- Что-то с вашей девочкой твориться. Вы сами не замечаете что ли? – задумчиво всматриваясь в Асино смеющееся лицо, проговорила модельер.
- Нервничает перед свадьбой, – кратко ответила Клавдия Владимировна.
Женщины вновь обступили Асю, активно обсуждая судьбу подола и усыпанного жемчугом пояса. Девушка глубоко вздохнула, восстанавливая сбитое смехом дыхание. Происходящее постепенно переставало ее занимать. Все эти обсуждения нюансов кроя и тонкостей пошива ей были не слишком интересны.
Все еще сохраняя следы улыбки, будто застывшей на лице после приступа смеха, Ася устало повернула голову к окну и замерла, перестав дышать. За огромным витринным окном ателье стоял он. Тот, кого она видела во снах, кого узнавала в прохожих на улице, встречи с которым желала и боялась больше всего на свете. Белов стоял, опустив руки и не шевелясь, и смотрел на нее сквозь стекло. В его прозрачных серых глазах она с ужасом увидела то самое выражение страха и горечи, которое стояло перед ней немым укором с того дня, как она оставила его. Исходящий от них свет проникал сквозь стекло, забирался ей под кожу и наполнял изнутри, заставляя снова переживать все, что она так старательно в себе хоронила. Будто не было этих дней и недель, отделяющих ее от разрыва, будто все это произошло вчера. Сегодня. Сейчас.
Он был так близко. Казалось, стоит лишь протянуть руку, и прозрачное стекло витрины растворится в воздухе, уступая безмерной силе ее тяги к нему. Она видела в его глазах отражение своих собственных страданий, которые не прошли, а лишь отступили на время, ослабили хватку, притупляя ее бдительность. Ася смотрела на него, не отрываясь, чувствуя, как разрывающая душу боль, словно акула, почувствовавшая кровь, возвращается вновь к своей жертве, сдавливая грудь и подкатывая ком к горлу.