- Модя, перестань так на меня смотреть! – распекала его Ася, когда они оставались одни в ее кабинете.
- Как? – разыгрывал невинность капитан.
- Как на бомбу замедленного действия! – огрызнулась девушка, кинув на него суровый взгляд, – Я в порядке! В полном!
- Я вижу, – вздохнул Модестас, – Орешь только на меня все время, а так в порядке.
Ася поджала губы и обняла его за талию, упираясь в грудь подбородком и глядя снизу вверх.
- Но ты же простишь меня, да? – с улыбкой заглядывая ему в глаза, промурлыкала девушка, – Сейчас просто время такое, столько всего навалилось. Понимаешь?
- Будто у меня выбор есть, – проворчал капитан.
- Ну что мне сделать, чтобы ты на меня не сердился? – лукаво улыбаясь, спросила девушка.
- Ты знаешь, – улыбнулся в ответ литовец, проводя пальцем по ее губам.
- Прямо здесь что ли? – возмутилась Ася.
- Мы тихонечко… – прошептал Модестас, надавливая ей на плечи и заставляя опуститься перед ним на колени.
Девушка действительно стала более резкой и раздражительной. Не только с Модестасом, но и со всеми, кто ее окружал. Безумный рабочий ритм делали ее нетерпимой к лишним вопросам, просьбам, чужим ошибкам и любому промедлению со стороны людей, от которых зависел результат ее работы. В Министерстве, где коллектив состоял из крепких профессионалов, и все работало, как часы, это почти не проявлялось, зато баскетболистам сборной регулярно доставалось за разгильдяйство, невнимательность и просто глупые, не вовремя заданные, вопросы. Кто-то тушевался, кто-то реагировал спокойно, лишь удивляясь внезапным переменам в их маленькой переводчице. Некоторым ребятам такое поведение было не по нраву, и они огрызались в ответ. Модестас только и успевал тушить пожары, которые Ася устраивала то тут, то там.
Поймав спортсменов после тренировки в коридоре, Ася принялась раздавать забракованные ею анкеты Олимпийского комитета, сдабривая их своими едкими комментариями.
- Ваня, у тебя на каждой странице по восемь ошибок! Ты вообще в школу не ходил или у тебя мячом из головы все буквы выбило? – размахивая перед лицом Едешко испещренные красными правками листы анкеты, бушевала девушка.
Ваня робко принял у нее из рук плоды своих трудов и смущенно спрятал их в сумку.
- А ты? – поворачиваясь к Болошеву, продолжила Ася, – Может, определишься уже со своими родственниками? В анкете на выезд у тебя есть братья в Украине, в анкете для Олимпийского комитета уже нет! Они переехали или вовсе испарились?
- Ну, забыл, чего орать-то, – с вызовом ответил Саша.
- Аська, правда, что ты разошлась на ровном месте, – чувствуя приближение бури, вмешался Модестас, вставая между ней и Болошевым.
- А ты вообще бы не встревал, – еще сильнее заводясь, выпалила девушка, – Из твоего личного дела в анкету только дату рождения можно перенести без последствий для разрешения на выезд! Забыл, что было в Эссене?
Модестас капитулировал, опуская глаза, а Ася продолжила нервно перелистывать документы в руках.
- Так, Жара нет? Вот передайте ему! Там тоже черт ногу сломит, я не собираюсь в этом разбираться, – передавая его анкету Ване, произнесла девушка, и добавила, обращаясь к Белову и протягивая ему листок бумаги, но не поворачивая к нему головы, – Белов, у тебя в пятницу интервью, вот список вопросов от газеты.
И одернув руку от документа, как только он к нему прикоснулся, будто боялась заразиться смертельной болезнью, она резко развернулась и быстрым шагом направилась к своему кабинету.
Спортсмены медленно поплелись в раздевалку, рассматривая красные пометки в своих анкетах и сравнивая их с чужими. Паулаускас тоже направился за ними, но голос за его спиной заставил мужчину остановиться.
- Ты помнишь, какая она пришла сюда в прошлом году? – прислоняясь спиной к стене и глядя в направлении, в котором Ася только что ушла, задумчиво произнес Белов, – Такая открытая, смешливая, искренняя… Стала совсем другой за этот год.
- Да такая же, – сказал Модестас, ошарашено оборачиваясь на друга, который впервые за долгое время заговорил с ним вне площадки, – Просто на нее много навалилось сейчас.
- Поэтому она на меня злится? – переводя взгляд на капитана, тихо сказал комсорг, – Разговаривает сквозь зубы, в глаза не смотрит.
- Ей тоже не просто все это, Серый, – подходя ближе и дотрагиваясь до его плеча, произнес литовец.
- Никому из нас троих непросто сейчас, да? – глядя ему в глаза, сказал Белов.
- Я справлюсь, – стискивая зубы и опуская голову, сдержанно проговорил Модестас.
Сергей задержал на нем взгляд, а потом вдруг накрыл руками лицо и еле слышно застонал. Отрезвляющим потоком в голову хлынуло осознание, что погрузившись в свою обиду и зализывая свои раны, он совершенно перестал по-настоящему замечать ее. Видя в Асе лишь отражение своей боли, он не удосужился посмотреть глубже, не смог почувствовать за этой резкой манерой и нервными движениями ее борьбу с собственной горечью. Только сейчас, замечая в напряженных скулах капитана ту же боль, которая рикошетом била и по нему, он понял, что она на самом деле прятала за дерзостью и злостью.
Запуская пальцы в волосы, он резким движением убрал их назад и посмотрел на друга светлеющими глазами.
-Модя, я дурак, да? – поднимая прикрытые усами уголки губ, произнес он.
- Ну, вообще-то, да, – с улыбкой ответил капитан.
К последней неделе практики Ася уже чувствовала себя в Министерстве, как рыба в воде. Ее не просто слушали, ее знали, уважали, кое-кто боялся, а некоторые даже ненавидели. Корнеев говорил, что появление завистников и недоброжелателей – самый верный показатель успеха.
Начальник стал для нее особым человеком. Она восхищалась им, подспудно перенимая не только его профессиональные секреты, но и манеру вести переговоры, ставить себя с подчиненными и отношение к работе в целом.
На одном их последних совещаний Анатолий Андреевич уже не произносил ни слова, лишь наблюдая за слаженной и стремительной работой своих подчиненных. Зато Ася на пару с Антоном Сергеевичем под орех разделали всю линию критики приглашенного к участию в обсуждении протокола профессора юридических наук, которому оставалось только развести руками.
- Ну, товарищи, я уже и не знаю, что вам ответить, – хмуро потирая переносицу, проговорил профессор и встал, – Анатолий Андреевич, я умываю руки! С ними невозможно разговаривать!
Ася и Антон, которые провели почти все совещание стоя, почти синхронно улыбнулись и, не переглядываясь, отработанным движением хлопнули другу друга по рукам на уровне ниже стола, но победный жест все равно не остался незамеченным юристом. Недовольно хмыкнув, он засунул свой портфель подмышку и поспешил вон из зала заседаний.
- Громыко, эта девушка будет работать в моем отделе после института, – быстрыми ловкими руками собирая со стола разбросанные в пылу спора документы, проговорил Корнеев, кидая взгляд на Анатолия, – Вы подпишите мое заявление на распределение?
- Я-то подпишу, – задумчиво протянул Громыко, провожая взглядом направляющегося к выходу сотрудника, – Вот только боюсь у девушки на этот счет совсем другие планы.
- Это мы еще посмотрим! – самоуверенно заявил Корнеев и добавил, обращаясь к Асе, – Гречко, через десять минут выезжаем встречать делегацию из Вашингтона. Жду вас внизу!
- Я буду готова через пять! – бодро ответила Ася, складывая документы в портфель, и тоже направилась к выходу.
- Ася, зайдите ко мне, когда вернетесь, – тихо проговорил Анатолий, не глядя на нее.
- Хорошо, Анатолий Андреевич, – выходя из зала, ответила девушка.
Через несколько часов, Ася вернулась в Министерство и, доложив о своем прибытии через секретаря, вошла в просторный кабинет Анатолия Громыко. Он сидел за большим столом красного дерева и с неподвижным, ничего не выражающим лицом изучал лежащие перед ним документы. Лишь стремительно бегающие по строчкам глаза, да упавшая на лоб прядь волос, выбившаяся из аккуратной прически, выдавали в нем живого человека.