Ирина отдаёт бумаги мужчине, и я вижу, как она идёт в мою сторону.
— Ну что, как чувствуешь себя? — садится рядом со мной и смотрит на меня с беспокойством. Она кладёт руки на мой живот и чувствует лёгкие толчки.
— Хорошо, просто практически весь день на ногах, да и тем более, когда у тебя такой живот, и очень быстро набирается вес, всё переживается непросто, — объясняю я и держусь за свой живот. — Так хочу в ванную вместе с Дарреном! — с отчаянием говорю я и смотрю на свою сестру, которая улыбается как Чеширский кот.
Она пытается подражать этому животному тогда, когда хочет заставить меня испытать стыд. Она так делала, когда я впервые влюбилась. И сейчас, что самое странное, я испытываю те же самые чувства, что и в первые отношения.
Всё таже окрылённость, те же бабочки в животе и постоянная наркотическая зависимость от его запаха и поцелуев. Мне хочется просто лежать с ним и нюхать его.
Да, это кажется совсем ненормальным, но я не представляю себе, как смогу обходиться долгое время без этого страстного запаха.
— Прекрати так смотреть на меня! Ты прекрасно знаешь, каково это — влюбиться по самые уши и совершенно не замечать всего вокруг. Припомнить тебе Арона? — задаю я вопрос, который тут же заставляет мою сестру сменить выражение лица и скрестить руки на груди.
— Ты мне теперь каждый раз будешь вспоминать эти отношения? — возмущается Ховард, теперь моя очередь улыбаться.
Арон был первой любовью моей старшей сестры, они гуляли каждое свободное время, наслаждались всем, чем только возможно. Но переезд парня в другую страну прервал эти отношения. Эмбер долго плакала, и месячная депрессия дала свои последствия. Она поправилась на десять килограмм. Потом было очень трудно сбрасывать их.
Арон и моя сестра встречались больше двух лет, я уже точно не помню, и за это время они ни разу не переспали, то есть Эмбер Ховард до сих пор девственница. Я сама с трудом верю в то, что практически двадцатипятилетняя девушка до сих пор ни разу не ощутила этот кайф. Но это чистая правда.
— Интересно, какое будет выражение лица Эйдена, когда он узнает о твоей принадлежности к сексу, — говорю я, и девушка краснеет, опустив руки. Я улыбаюсь всё больше, ко мне возвращаются силы. — Пошли на кассу, помидор,— встаю я и забираю тележку.
Пробивая покупки, мы заново просматриваем каждую вещицу, и мне всё сильнее нравятся боди, которые я купила. Сестра смотрит на мою довольную мину и тоже улыбается. Мы решаем поужинать в ресторанчике на втором этаже этого здания. В нём я заказываю спагетти с соусом и мясом, салат с грибами и ананасовый сок.
Сестра как всегда удивляется, как я могу сочетать такие странные продукты и в таких количествах.
После ужина мы отправляемся домой, чтобы выложить покупки и отдохнуть. Но Даррена я, к сожалению, не застаю в нашем доме.
Настойчивое желание пойти в ванную только с ним, побеждает мою усталость, и я решаю позвонить брюнету, лёжа на своей большой кровати.
Гудки, гудки, ещё гудки, где он пропадает?! Знает же, что мы не на всю ночь пропали в торговом центре.
— Алло? Стефани? — наконец-то отзывается голос, но это не Даррен, вместо его голоса я слышу его друга.
— Эйден? А где твой кудрявый приятель? Я по нему соскучилась, — заявляю я и тут же краснею. Не нужно было говорить это другому человеку.
— Приезжай в театр и всё узнаешь, — говорит парень моей сестры, а я озадачена его словами… Что они забыли там? И снова новое чувство побеждает старое.
Я решаю переодеться в красивое платье для театра, оно на шестьдесят процентов чёрное, остальное состоит из абстрактного рисунка, подчёркивает всё это светло-бордовый атласный ремешок. Надев туфли на невысоком каблуке, я сажусь в машину, оставив записку на чайнике для сестры. Она всегда перед ночной работой пьёт крепкий чай, привезённый из Индии в подарок от её крёстного отца.
В Аспене только один театр, который пользуется популярностью. Есть ещё один, но он больше походит на шатёр.
Оперный театр «Уилер» располагается на углу Восток Хайман-авеню и Юг Милл-стрит. Дорога туда занимает около получаса.
Я совершенно в растерянности, зачем Даррен сказал мне, что пойдёт играть в пул, а сам поехал в театр. Что он замышляет? Сначала эти странные жесты и мимика в аэропорту между моей сестрой и любимым человеком, потом странные вопросы и ответы между ними же. Сейчас вот это… Как мне вообще что-то понимать, если родная сестра и Даррен что-то замышляют за моей спиной? Секреты от беременной женщины могут плохо закончиться для всех!
— Можно вашу куртку? — спрашивает женщина средних лет. Я немного удивлена, но позволяю забрать одежду. Эйден встречает меня около выхода и провожает в сторону какого-то зала.
На все мои вопросы он отвечает одним и тем же предложением: «Скоро всё увидишь!»
На входе в большое помещение я решила сдаться, всё равно уже пришла на место назначения. Меня усадили посередине первого ряда, в зале погас свет, и я вижу, как шторы открываются.
Начинает играть очень атмосферная музыка. На сцене много простыней, и озаряет это всё всего лишь пара прожекторов. Внезапно на велосипеде проезжает какой-то мальчик, по одежде очень похожий на Даррена, сидящего на табурете.
Брюнет начинает искать его за простынями, в которых он скрылся. Но все тщетно, в конце концов мальчик сам появляется из-за крайней простыни, и они смотрят друг на друга.
Мальчик начинает двигаться, а Дар повторяет движения за ним, и так примерно весь танец, пока Анкилос не научается тому, что показывает маленький мальчик с каштановыми волосами. Они танцуют, и я понимаю, что маленький мальчик — это Дар в прошлом. Или же мальчик сыграл роль видения из прошлого, которое научило любимого выходить живым и невредимым из любой ситуации.
Музыка закончилась, и герои танца выходят на край сцены под мои аплодисменты. Я вижу как они кланяются и валятся на край.
— Тебе понравилось? — спрашивает Адам Анкилос, и я смотрю на него с небольшим непониманием.
— Конечно, понравилось! Это и есть сюрприз? — спрашиваю я и протягиваю руки к его рукам. Он помогает мне встать и улыбается.
— Нет, сюрприз — это я, — заявляет мальчик лет четырнадцати на вид, парень сейчас очень сильно походит на Даррена, но видно, что его волосы накрутили, а у Даррена настоящие кудряшки, и никогда не станут ровными, только если выпрямить.
— Нас познакомит кто-нибудь? — спрашиваю я и смотрю на Даррена с осуждением, парень делает физиономию в стиле «внезапно забыл».
— Прости, Стефания Николь Ховард, это мой сын Николас, — внезапно говорит мне Даррен, и я смотрю на него. Ничего не понимаю. Во сколько же он должен был зачать его, если тот такой большой? Мне даже становится дурно от этой новости. Я хочу снова сесть и помахать на себя театральным веером.
— Приёмный сын. На самом деле у меня есть родные родители, и я знаю их с рождения. Просто Даррен мне как бы приёмный отец, но мы с ним сейчас просто друзья. Он усыновил меня, когда я был в детском доме, — рассказывает мальчик ростом немного ниже меня. А я в последнем измерении моим терапевтом была под метр семьдесят шесть. Большая тётя — меня так троюродный брат называл, когда ему было два годика.