Выбрать главу

Онэ рассмеялась. "Я скажу ему, что ты известный ученый. Что в семинарии тебя умоляли стать священником — нет, первосвященником".

"Ах, — воскликнул ее брат, — вот почему ты моя любимая сестра!" Он громко рассмеялся, но даже этот веселый звук не прогнал грусть из его глаз.

Вскоре началась их переписка. Писали они нечасто — все письма брата легко умещались в одной шкатулке для пергамента. В основном он писал Онэ о том, как живет, о погоде и об урожае.

Как только Онэ стала матерью, он хотел знать все о ее детях. Онэ присылала подробные отчеты, а брат в ответ рассказывал ей о детях, которых он учил в своей деревне, и об увлекательных книгах, которые он прочитал. Иногда он рассказывал о своей учебе или с юмором писал о последних столичных модах. Но ни разу они не переписывались по поводу обычаев деревни Токса, о которых он упоминал в тот вечер.

Только в тот день, тринадцать лет назад, когда родился Ико и муж Онэ рассказал ей обо всем. Переполненная эмоциями, когда она провела рукой по голове ребенка и почувствовала круглые выступы, которые однажды станут рожками, она написала брату еще одно письмо той же ночью.

«Наконец-то я поняла, о чем ты говорил в тот день, когда я навестила тебя перед свадьбой.»

Ответ брата, когда он пришел, был самым длинным из всех, которые он когда-либо писал.

«Поскольку ты моя сестра, ты хорошо знаешь, что великий Бог Солнца, Сол Равех, которому мы молимся в наших храмах, рождает все, исцеляет всех и управляет всеми силой любви.»

Ей показалось, что письмо брата звучит иначе, чем прежде. Даже буквы были написаны в тщательном, элегантном стиле.

«Однако даже Богу Света пришлось пройти путь, сопряженный с трудностями, прежде чем он принес мир на нашу землю. Он вел войны и участвовал во многих сражениях. Токса стала местом одной из них, особенно ожесточенной.»

Он рассказал ей, что Сол Равех сражался с могущественным противником неподалеку от Токсы. Враг был повержен и успешно заключен в темницу, но победа не обошлась без жертв: Особый обычай Токсы, и первый ребенок, родившийся с рогами на голове.

«Жертва рождается в плену, даже если он — воин Света и краеугольный камень в стене, заключающей врага. Хотя рогатый ребенок может выглядеть человеком, его истинная природа совсем не такова. Ребенок — лишь пешка великой силы. Те, кто должен воспитывать его, никогда не должны забывать, что ребенок несет в себе часть этой божественности.»

Онэ быстро написала ответ. Она спросила, является ли враг, которого деревня Токса боялась долгие годы, хозяином Замка в тумане. Она спросила, как получилось, что Жертвоприношение ослабило гнев хозяина. Он ответил

«В Токсе это известно только Жертве. Узнать это может только рогатый или высший из жрецов.»

В одних письмах брата был смысл, а в других — нет. И хотя каждое письмо заканчивалось так же, как и начиналось, — словами хвалы Богу, — читая ответ за ответом, Онэ начинала сомневаться, действительно ли она верит в написанное.

Однажды она прямо спросила его, есть ли связь между тем, почему ее брат отказался стать священником, и обычаем Токсы. По сути, она спросила, не сомневался ли он в своей вере в юности. Онэ знала, что, если бы она показала письмо кому-нибудь другому, у нее бы его забрали и выбросили.

«Бог Света велик. Благодаря его благосклонности на нашей земле царит мир. Усомниться в божественном — значит глубоко согрешить.»

Ответа не последовало. Вместо этого она получила известие, что ее брат скончался.

Жертва рождается в плену, даже если он воин Света.

Онэ закрыла глаза и заговорила со знакомым призраком брата, который продолжал жить в ее сознании.

«Брат, — сказала она, — для меня Ико всего лишь ребенок, дорогой ребенок». Как я могу отправить его в замок со спокойным сердцем?

"Госпожа Онэ?"

услышала она тоненький голосок из окна. Онэ подняла голову. "Это ты, Тото?" Должно быть, он стоит на цыпочках, чтобы доставать до сюда, подумала она. "Тебя прислали позвать меня?"

Солнце давно село, и в ткацкой комнате было уже совсем темно. Онэ пошарила руками, чтобы достать переписанные страницы из старой книги, которую она положила рядом со станком, и свернула их в свиток. Без света она не видела даже своих ног в промежутке между заходом солнца и его утренним восходом. Это была одна из причин, по которой ее сопровождали в ткацкую комнату и обратно.