Именно эта связь с прошлым, настоящим и будущим своего сообщества придает повседневной деятельности человека иной, более глубокий смысл. Человек не просто вступает в схватку с жизнью один на один. Все, что он делает, становится частью более широкой картины, связывая его жизнь с жизнью его современников, с прошлыми и будущими поколениями этого сообщества. История, как определил ее Бёрк, обретает форму пакта между умершими, ныне живущими и еще не родившимися Будучи частью такого сообщества, человек способен успешнее защищать свои идеалы и устремления. Он располагает не только собственными силами, ему придает дополнительные силы его связь с другими людьми, разделяющими те же идеалы и работающими для их осуществления. Человек обретает чувство солидарности, причастности к общему делу и в этом черпает поддержку и твердость.
Identity явно отвечает глубокой человеческой потребности в принадлежности и сопричастности к другим людям. Однако построить мир, где успешно сочетаются демократия и личностная принадлежность, то есть identity, очень нелегко. Многим людям эти два понятия представляются в лучшем случае несовместимыми, а в худшем — враждебными друг другу.
Для многих живущих в демократическом мире, где ценятся свобода и права человека, identity означает предубежденность, нетерпимость, недоверие и насилие против всех, кто не такой, кто отличается от других. Религия и национализм воспринимаются как отрицательные и даже агрессивные понятия С другой стороны, приверженцы identity считают, что свобода в чистом виде — это эгоизм, пристрастие к материальному, разложение и слабость. Так называемые ценности свободного мира не обладают глубиной долгого опыта и смыслом, присущими identity. Этот контраст особенно ярко ощутим для тех, кто вступает внезапно в один из этих двух миров Человек, покинувший тоталитарный мир двоемыслия и двоедушия, испытывает восторженное, пьянящее чувство освобождения Он может прийти к этому, даже по-прежнему живя в этом мире. С того момента, когда человек начинает свободно высказывать свои мысли, все представляется в ином свете Жупелы прежних верований рассыпаются Авторитет власти теряет свою значимость Благо государства, национальная гордость, религия, любая идеология вообще превращаются в пустые слова. Начинает казаться, что все это не более чем предрассудки, которые мешают ему и множеству других людей обрести этот освобождающий опыт, открыть для себя свое свободное «я». Неудивительно, что, испытав это ощущение, человек обращается в новую веру, становится демократом. Призывы к самоидентификации кажутся ему возвращением к прежней смирительной рубашке, к душной тесноте и замкнутости требований, подавляющих свободу.
Нечто похожее происходит и с людьми, лишенными существенной связи с другими, когда они открывают для себя новую identity. Перед ними разворачивается новый, более широкий мир, принимающий их в себя и придающий им силу и смысл Новообращенные в веру identity обнаруживают грандиозную глубину истории, силу сопричастности, связи с судьбами прошлых и грядущих поколений, открывают для себя жизнь, выходящую за пределы собственного «я». Для них демократия и права человека имеют значение лишь постольку, поскольку они допускают это ощущение сопричастности, без которого свобода как таковая превращается для них в пустой звук.
Вот почему для человека, открывшего для себя свободу, identity представляется несущественной, не имеющей значения, а то и попросту вредной, и наоборот — чеповек, воспламененный своей обретенной identity, может пренебрежительно относиться к демократии. В ситуации, когда обе стороны относятся друг к другу с подозрением, если не прямо враждебно, задача взаимного признания и примирения становится невероятно трудной.
Мне чрезвычайно повезло в жизни: я был лишен как свободы, так и identity, а затем открыл для себя и то и другое одновременно. Почти в одно и то же время я включился и в общедиссидентское движение в защиту прав человека, и в еврейскую борьбу за выезд, так что эти оба рода деятельности лишь подкрепляли друг друга и придавали мне силы.
Советский Союз был основан на идеологии коммунизма Вожди революции 1917 года говорили об утопическому мире, где все будут равны, где не будет эксплуатации человека человеком Дабы предотвратить эксплуатацию, все различия между людьми должны были быть ликвидированы Различия, говорили коммунисты, порождают несправедливость и войны Религия, по Марксу, есть опиум для народа, оправдание эксплуатации и манипуляции. Национальное чувство — это своего рода предрассудок, используемый буржуазией для развязывания войн, для эксплуатации пролетариата, для отвлечения внимания масс от классовой борьбы И наиболее очевидным выражением этой эксплуатации является частная собственность.