Выбрать главу

Ида Сконин машинально начинает напевать: «Мой любимый…»

— Ваш выход, мадемуазель Сконин! Вы здесь, мадемуазель Сконин? Мы репетируем третий номер. Вы не слишком устали?

— Я никогда не устаю, мой дорогой, вы же прекрасно знаете.

— Она удивительна…

— Какая неувядающая молодость!..

— Какие ноги!..

— Вы знаете, сколько ей? Говорят…

— Неужели?.. Это невозможно…

— Нет, ну посмотрите-ка на нее. Она великолепна!..

— Какие ноги!.. Какая талия!..

— Должно быть, у этой женщины не было в жизни никаких бед!..

— Она победительница…

— Конечно!.. Она слишком стерва, для того чтобы страдать.

— Вы знаете, сколько ей лет?..

И так далее, и тому подобное. Ночная репетиция продолжается.

Это неотвратимо! Гала-премьера нового шоу

«Женщины на все 100».

Билеты в открытой продаже.

Танцует и поет Ида Сконин

На улицах вокруг театра уже в начале вечера образовались пробки. Слышатся клаксоны. Публика с билетами на галерку спускается из отдаленных кварталов к Елисейским полям. Небо над крышами как будто пылает в свете прожекторов и неоновой рекламы. Люди переговариваются, смеются. Слышится:

— Ида…

— Ида…

— Красотка Ида…

— Скажите, по крайней мере, вечно прекрасная Ида…

— Вы знаете, что эта Синтия будет настоящим гвоздем программы.

— Только сумасшедшая могла позволить двадцатилетней красавице появиться рядом с собой!..

— Она смелая!

— Вы думаете, женщина способна заметить, как она стареет?

— Признайтесь все же, что мы идем посмотреть, как зверь сожрет укротителя!

— Да, не без этого…

Подъезжают машины. Из них выходят женщины. Идет дождь. Большие капли дождя с шумом разбиваются о ветровые стекла.

Толпа упрямо остается стоять под зонтиками.

— Взгляни-ка на старуху, вон там, Густав…

— Красиво, голубое платье с серебром… и соболя…

— Да, еще не все денежки перевелись в Париже…

Мальчишки кричат:

— Покупайте последний выпуск «Интрансижан»[4]!

Затем они ныряют в темноту и туман соседних улиц.

— Требуйте создания нового министерства!

— Ида Сконин! А я ее люблю, эту шлюху!

Терпеливая и насмешливая толпа повторяет известные имена, жадными глазами пожирает лица знаменитостей, провожает их нежным и влюбленным ворчанием.

Помимо подобной капризной популярности, которой ее одаривает парижская публика, Ида выискивает самых чувствительных зрителей, обладателей дешевых билетов, завсегдатаев галерки. Она прислушивается к сопровождающему ее глухому ропоту, верному спутнику на протяжении стольких лет, и измеряет по нему свою славу и истекшее время… Вечером после премьеры она медленно проезжает на машине, оставляя уличным мальчишкам достаточно времени, чтобы прижаться губами к окнам, послать воздушный поцелуй, прокричать при ее удалении краткую лестную дерзость, тогда она закрывает глаза, наслаждаясь этим шумом и шутовскими выходками, то опуская окно, чтобы лучше их расслышать, то откидывая на подушки свое озаренное триумфальной улыбкой лицо, и думает: «Сорок лет назад…»

— Ида Сконин!.. Ида Сконин!.. Браво!..

Сколько среди них тех, кому Симон платит за эту работенку сорок су в час? Этого ей не хочется знать.

А те, что спрашивают:

— Ну почему при ее богатстве она не уходит со сцены?.. В конце концов, наступает определенный возраст…

Могут ли они понять, что этот нежный рокот при ее появлении позволяет заглушить вопли из глубин прошлого, которые она все еще иногда слышит в своей памяти: «Крючок… Крючок!..»[5]

И эти раскаты смеха, сотрясающего запрокинутые головы, напряженные глотки, эти крики, этот свист:

— Убирайся, иностранка!.. Выучи сперва французский, эй девка!.. Ну и прелести у тебя!.. Тебе надо перышки почистить!.. Крючок!.. Крючок!..

Это было сорок лет назад, на Монмартре, в кафе-шантане, где она дебютировала…

Однако она была тогда красива и молода и обладала непоставленным, но глубоким и чистым голосом. Но одета она была в чудовищное черное платье, которое разошлось по швам у локтей, как только она поднялась на сцену. Она еще не умела ни накладывать грим, ни причесывать свои густые черные космы, которые было никак не удержать шпильками и которые топорщились вокруг ее лица. Она никогда раньше не пудрилась. В тот день она смазала щеки кремом «Симон», а поверх нанесла белую пудру, похожую на свинцовые белила. Ее выдавало все: ее бледное лицо, впавшие глаза, иностранный акцент, несколько заученных наизусть французских слов, которые она повторяла, не понимая их смысла, да и весь царивший вокруг нее дух бедности.

вернуться

4

«Интрансижан» (L’Intransigeant) — французская газета, основанная в 1880 г. как рупор левой оппозиции. К 1920-м гг. превратилась в основную газету правого направления.

вернуться

5

Музыкальное представление «Ловля на крючок», в ходе которого певицы состязались за зрительские симпатии. Когда публика начинала кричать «крючок», ведущий вылавливал крючком неудачницу и сбрасывал ее со сцены.